В любви и на войне - читать онлайн книгу. Автор: Лиз Тренау cтр.№ 7

Вскоре вся группа собралась – всего около десяти человек, в основном старше Руби, – и, проследовав к поезду, который направлялся в Дувр, они сели в вагон, пропахший сигаретным дымом и апельсиновыми корками. Тяжелый воздух был буквально пропитан печалью. Руби оглянулась на попутчиков. Главным образом, насколько она могла судить, это были супружеские пары, которые тихо переговаривались друг с другом или просто сидели молча с вытянутыми болезненно-желтоватыми лицами. Человек с повязкой на глазу сидел рядом с бледной, какой-то измученной супругой. Руби заметила еще одну одинокую даму, высокую, довольно эффектную, с блестящими каштановыми волосами, подстриженными под боб-каре, как у кинозвезды, в огненно-красном жакете и шляпке с яркими полями в тон. Красный? На кладбища? Как неподобающе! Слава богу, она, кажется, едет в другом вагоне.

Находясь в группе, Руби чувствовала себя еще более одинокой и в который раз пожалела, что не нашла в себе мужества отказать Альберту в этой просьбе. Она оказалась сидящей напротив супружеской пары, которая жаждала поговорить о двух сыновьях, убитых с разницей в год, на полях Фландрии.

– Они отдали свои жизни за короля и страну, – сказал мужчина. – Это единственное, что нас утешает.

– Мы хотим найти их могилы, – скорбно добавила его супруга. – Чтобы сказать им, насколько мы… – она не закончила, высморкавшись в платок.

– Не нужно так убиваться, – пожурил ее муж, сжимая руку женщины. – Я же говорил тебе, мы должны быть сильными.

Руби словно снова была с Альбертом и Айви.

К концу поездки Руби знала все об их мальчиках. Она ничего не имела против, только вздохнула с облегчением. Пара казалась настолько поглощенной собственной утратой и гордостью, что они не задали ей ни одного вопроса. Или, возможно, они просто были вежливы. Она боялась, что не сможет сохранить самообладание, если кто-то станет выражать ей свое сочувствие. «Это касается только нас с Берти», – сказала она себе.

Теперь, когда Руби стояла на палубе корабля в лучах солнца, она ощутила душевный подъем. Недели ожидания и почти парализующее беспокойство практически отпустили ее. Небо было безупречно голубым, на море – легкая рябь от слабого бриза. Бодрящий запах моря, соли и водорослей, который она вдохнула, как только вышла из вагона, теперь смешивался с запахом свежей краски и корабельного лака.

Последний раз Руби была на воде на искусственном озере в парке Крайстчерч, тогда же она обнаружила, что ее пугает неустойчивость небольшой гребной шлюпки. Но сейчас она чувствовала под ногами прочность и надежность этого корабля, и ей с трудом верилось, что они уже не на суше. Огромная серо-белая чайка приземлилась на перила прямо перед ней и, склонив голову набок, вопросительно уставилась на нее пронзительно-желтым глазом.

– Привет, птица, – сказала Руби. – Боюсь, у меня для тебя ничего нет.

Далеко внизу на пристани матросы как раз оттаскивали деревянные сходни от борта корабля. Огромные канаты, толщиной с руку взрослого мужчины, крепились к каждому краю сходней, и матросы принялись сноровисто за них тянуть. Их крики потонули во внезапном оглушительном реве корабельного гудка, от которого, казалось, вибрировало все ее тело. Чайка улетела, оставив со страху большое белое пятно на сверкающем лаке поручня.

Пушистое перо, кружась, опустилось на палубу, и Руби подняла его, повертела в пальцах, удивляясь его изяществу. Но потом вспомнила, как в начале войны читала сообщения о том, как женщины раздавали такие перья, стремясь пристыдить тех, кто еще не вступил в армию. Она вздрогнула и быстро отшвырнула перо от себя. Лучше бы ее Берти назвали трусом, лучше б он пришел домой с таким пером, чем со своей призывной повесткой! По крайней мере, сейчас он был бы жив.

Сначала почти незаметно, а затем все быстрее корабль удалялся от причала. Рядом с Руби ее попутчики махали собравшимся внизу друзьям, которые выкрикивали пожелания счастливого пути. Пароход стремительно набирал скорость и скоро вышел из доков в открытое море. Поднялся ветер, и большинство пассажиров спустились в каюты, но Руби была намерена наблюдать, как скрывается за горизонтом берег. Это последнее, что видел Берти, покидая Англию, и она тоже должна смотреть, пока земля окончательно не исчезнет из виду. Что было у него на уме в тот день? Испытывал ли он страх? Гадал ли, когда снова увидит эти белые скалы?

А может, его возбуждало путешествие, новые впечатления, незнакомые звуки? В конце концов, он был со своими сослуживцами, они наверняка подбадривали друг друга всякими шутками. В школе его все считали классным клоуном. Она усмехнулась, представив, как другим солдатам, должно быть, пришлись по душе его дерзость и его щедрость – он всегда делился с ними сигаретами, – и то, как он это проделывал, веселило их.

Был ранний вечер, и ослепительно-белые меловые скалы, освещенные солнцем, образовали странную широкую светящуюся полосу вдоль края суши, разделяющую серое море и голубое небо. Руби стояла на палубе потрясенная, пока корабль уходил все дальше от берега.

– Восхитительное зрелище, не правда ли?

В голосе безошибочно угадывался американский акцент. Руби вздрогнула от неожиданности. Она думала, что осталась на палубе одна. Подняв голову, она встретилась взглядом с высокой женщиной, которую заметила, садясь в поезд, и приняла за кинозвезду. Ярко-алые губы растянулись в улыбке, обнажив такие крупные и такие белые зубы, каких никогда раньше Руби не видела.

– Элис Палмер. Рада познакомиться.

Элис изнывала от скуки. Они довольно спокойно пересекли Атлантический океан, а когда корабль прибыл в порт Саутгемптон, она остановилась у своей подруги Джулии, дочери американского посла в Лондоне. Обе были рады встрече и каждый вечер болтали до поздней ночи.

Несмотря на то что наступил мир между странами, Лондон казался таким унылым и мрачным, что Элис тоже начала чувствовать себя довольно подавленной. Даже в разгар лета погода здесь была больше похожа на зиму в ее родном Вашингтоне: серо, холодно и часто идет дождь.

Ее дорожный ярко-цветистый гардероб казался здесь неуместным; большинство женщин, которых она встречала на улицах, все еще носили мрачную одежду довоенных фасонов, обычно черных и коричневых тонов. Элис была шокирована, когда узнала, что ветераны войны вынуждены торговать спичками на улицах, или когда увидела шумные толпы изможденных людей с плакатами «Домá героям!», домá, которые были обещаны британским премьер-министром. Ее пребывание омрачилось еще и тем, что они с Джулией отказались от запланированных экскурсий, боясь заразиться испанским гриппом, который уже унес тысячи жизней.

Элис с ужасом узнала о строгом нормировании продуктов для обычных людей, в то время как в американском посольстве не испытывали ни в чем недостатка. Даже теперь, спустя восемь месяцев после объявления мира, люди могли позволить себе только ничтожное количество мяса и масла, отвратительный белый хлеб, отдающий пылью. И почти никаких свежих фруктов и овощей.

«Там, за океаном, мы понятия не имеем, как пострадала – и все еще страдает – эта маленькая страна», – писала она родителям.