– Раз он так говорит, давай подождем его снаружи, – попросила Любава. Златовласка поворчала, но согласилась.
Оставшись один, Владимир залихватски написал несколько строк. Но поскольку от уровня творчества зависела его судьба, решил критически прочитать написанное. Ой-ой-ой! За подобный «шедевр» ему не только пятки поджарят, а живьем на костре сожгут.
Надо попробовать еще раз… Совсем плохо.
Время летело так стремительно, словно кто-то его специально подгонял. Глобальные мысли так и не рождались; вместо них получалось что-то маленькое и невзрачное. Доходя до бумаги, оно еще более серело, превращаясь в такого уродца, что невольно хотелось плеваться.
Это его конец!..»
Пантелеев изумленно впился глазами в строчки. Он узнал свою историю. Тот, кто реально написал сказку, точно издевался над бездарностью Максима. Даже читать расхотелось! Но… некая Аида Шульц уже позвонила, а Юлия ждет роли.
Остается вздохнуть и продолжить… Кстати, как герой вышел из положения?
«…И тут он вспомнил о неизвестном английском поэте, сонеты которого ему недавно прислали. Он запомнил там одно посвящение. Попробовал воспроизвести его. Вот то, что нужно!
И он быстро написал на листке:
“Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали” (В. Шекспир. Сонет 130. – Прим. авт.).
Владимир окликнул сестер. Те тут же явились и стали его первыми слушателями. Требовался вердикт. Незадачливый «поэт» попросил не судить его строго.
Девушки некоторое время молчали. Потом в один голос заявили:
– Шедеврально!
– Только у Синеглазки не черные волосы, а русые, – спохватилась Златовласка.
– Давайте поменяем одно слово, – предложила Любава. – И русой проволокой вьется прядь.
– Русой проволоки не бывает, – заявила сестра. – Пусть поэт подумает над этой строчкой.
«Хорошо сказано, – выругался про себя Владимир. – Именно эта строчка может все испортить».
– Подобные откровения к поэту приходят только раз, – заявил он. – Следующих придется ждать очень долго.
– Придется подождать, – пожала плечами Златовласка.
– Что, если не успеем?..
– Сестра, – вмешалась Любава. – Какие точно у Синеглазки волосы?
– Русые.
– Не русые, а темно-русые. В нашем деле один тон значения не сыграет.
– Пожалуй, – согласилась Златовласка. – Поэта пока освободим, но будет он под нашим постоянным присмотром.
Любава вышла из хижины последней. Она успела шепнуть пленнику:
– Сделала для тебя все, что смогла.
Это были два дня кошмара. Умеющий выбираться из любых передряг, Владимир почувствовал: здесь это не удастся. Столько охраны вокруг! Если он и мог выйти из хижины, то лишь в присутствии конвоира, которая провожала его даже по нужде. Одно неуклюжее движение – и на царевича был наставлен арбалет. О чем-то беседовать с ней было бессмысленно и опасно. Поэтому он предпочитал молчать.
Хорошо, что за эти два дня он не видел злобной красавицы с рыжими волосами. Насколько же сестры разнятся между собой внутренне. Любава ему сильно нравилась. Повстречай он ее не в царстве Амазонок, а любом другом месте, наверняка бы посватался.
Однако было за эти два дня и счастливое событие – встреча с Бураном. Как они оба радовались, хотя их разделяла перегородка. Владимир говорил ему ласковые слова, а Буран фыркал и фыркал…
Но вот сестры возвратились со дня рождения Синеглазки. Впервые Владимир услышал от рыжеволосой ведьмы скупую похвалу в свой адрес. Вечером того же дня случилось неожиданное.
Златовласка пришла к нему в хижину и напрямик спросила:
– Хочешь выйти отсюда?
– У вас хорошо, но дома лучше, – дипломатично ответил Владимир.
– Выполнишь одну мою просьбу – помогу. И даже провожу до границы царства.
– Что я должен сделать?
– На мечах сражаешься?
– У себя был одним из лучших.
– Не трепись почем зря. Покажешь мне свое искусство.
– Покажу. Только зачем?
– Через три дня у нас состязание. Мы переоденем тебя женщиной, выйдешь против Синеглазки и победишь ее.
– И она согласится со мной сразиться?
– Уже пустили слух, что к нам из одной восточной страны приезжает боец, равной которой нет в мире. Синеглазка заинтересовалась.
– Зачем это тебе надо? – повторил Владимир.
– Раз прошу, значит надо, – отрезала Златовласка.
Однако царевич почувствовал, что в его руках появляется козырь. Поэтому не спешил с ответом.
– Право, не знаю…
– Я не просто помогу тебе уйти, – продолжала соблазнять его рыжеволосая ведьма. – Но еще дам на дорогу молодильных яблок и живой воды.
Стараясь не выдать волнения, Владимир лениво произнес:
– А зачем они мне?
– Как зачем?! Именно благодаря этим яблокам мы живем гораздо дольше обычных людей. Сорокалетняя женщина у нас выглядит на двадцать.
– Мне бы малость подумать.
– Соглашайся или… извини, в живых тебя не оставлю.
Златовласка произнесла это столь решительно, что сомнений в правоте ее слов не оставалось. Владимир горько вздохнул:
– Согласен.
– Отлично. Сегодня отдыхай, а завтра покажешь, на что ты способен.
Она ушла, оставив Владимира одного. Что-то нехорошее задумала ведьма…
3
Царевич долго не мог уснуть, все ворочался на своем твердом, узком топчане. Когда же веки его, наконец, сомкнулись, над ухом раздался тревожный голос.
– Проснись, Володя!
Это была Любава, которая тут же приложила палец к губам:
– Молчи и слушай! Вздумаешь что спросить, сделай это тихо-тихо. Не дай Бог, услышит сестра.
Итак, она просила тебя, переодевшись женщиной, сразиться с Синеглазкой?
Владимир кивнул, а Любава продолжала: