– Прибыли! От что, хлопчик, – заговорщицки прошептал Фрэнсис, едва не касаясь моего уха мягким лошадиным храпом. – Я вон там постою, под вязом. Пары спускать не буду. Ежели сможешь Лисицына вытащить, сразу тикайте ко мне, прыгайте в кеб, а там давай бог ноги!
– Ему нельзя бежать, он невиновен, это сразу ставит его вне закона.
– Молод ты, хлопчик, душа у тебя чистая, всему-то веришь. Закон что дышло! А ваш город Лондон кровь любит…
Я вспомнил наше прошлое дело. Ничего личного, просто политика. С доски падают пешки, главные преступники остаются на свободе, а общее благолепие призвано сплотить нацию. Мы же британцы, поэтому условности превыше всего. Боже, храни королеву, и всё такое.
Мы с донцом обменялись понимающими взглядами, после чего я покинул кеб и быстрыми шагами направился в главное отделение лондонской полиции. Журналисты (четверо небрежно одетых мужчин разного возраста и толстый барсук с большущим фотоаппаратом на треноге) кинулись на меня, словно стая оголтелых стервятников на кролика.
– Молодой человек, что вы можете сказать по этому делу? Вы замечали у вашего работодателя склонность к насилию? Правда ли, что дворецкий избивал вас по его приказу? Вы склонны к оправданию преступника или готовы дать честные показания? Сколько он вам платил? Ваш учитель страдает алкоголизмом? Вы проходите по делу как свидетель или соучастник? Вам не стыдно?!
Наверное, если бы можно было просто поубивать их всех, я бы не колебался ни секунды. Но, вспомнив добрый совет Шарля «держи себя в руках», я лишь окатил акул пера презрительным взглядом, задрал нос и, показав повестку, был пропущен двумя констеблями в здание Скотленд-Ярда.
– Джимми, дружище, ты успел сделать фото? Дадим на первую полосу, подпишем… э-э… «Высокомерный секретарь закоренелого злодея отказался отвечать на вопросы журналистов. Значит, ему есть что скрывать!» В редакцию, Джимми!
Хорошо, что двери за мной захлопнулись и я уже не слышал клёкота и воплей бесноватых журналистов. Меня попросили подождать, но недолго, со второго этажа по длинной витой лестнице неторопливо спускался сержант Гавкинс. Он даже не пожелал приветствовать меня, а лишь равнодушно фыркнул, кивком головы предлагая следовать за ним. Мы прошли наверх, далее по коридору и остановились у дверей кабинета инспектора. Доберман деликатно постучал.
– Войдите, – раздался голос… моего учителя!
В большой комнате нас ждали двое: Лис и мистер Хаггерт. Последний сидел в кресле за солидным дубовым столом, покрытым зелёной скатертью. На столешнице аккуратно разместились папки бумаг, фигурные часы, изображающие богиню правосудия, письменный прибор, смешная фигурка фарфорового полицейского, на полу – толстый восточного рисунка ковёр, а стены кабинета завешаны дипломами, газетными вырезками о задержании преступников, всякими почётными грамотами и фотографиями инспектора в разные годы, в разных местах, с разными людьми или «близкими к природе». На особо почётном месте, над самой его головой, висел портрет королевы, написанный на холсте, в дорогой позолоченной раме.
На венском стуле слева, закинув ногу на ногу, свободно развалился мой рыжий наставник, и, кажется, в глазах его не было ни малейшего беспокойства, а улыбка сияла белым жемчугом.
– Майкл, мальчик мой, присаживайся! Инспектор, вы же не против, если я тут немного похозяйничаю?
– Сделайте милость, Ренар.
– Благодарю. Майкл, вон там ещё два стула. Сержант, принесите нам чаю с плюшками!
– Не наглей, – прорычал доберман. – Хотя плюшек могу и…
– Ну нет так нет, – беззаботно отмахнулся Лис. – Итак, раз уж мы все здесь, джентльмены, давайте вместе рассмотрим ситуацию, в которой мы все…
– Только ты, – поправил Гавкинс.
– Нет-нет, ошибаешься, старина. Рассмотрим ситуацию, в которой МЫ ВСЕ оказались. Поясню. Не секрет, что уже много лет я работаю частным консультантом полиции, с моей помощью раскрыта куча дел, всем известны мои дружеские отношения с уважаемым сэром Хаггертом, и если за всё это время никто даже не подозревал, что сотрудничает с убийцей и вором, то это бросает тень на весь Скотленд-Ярд! Я прав, инспектор?
– Продолжайте, Ренар.
– Мы все знаем, что я ничего не крал и никого не убивал. Против меня нет ни одной улики.
– Разумеется, мы, подчёркиваю, мы все убеждены в вашей невиновности, – вздохнул мистер Хаггерт, нервно крутя ус. – Однако пресса вправе выказывать подозрения. Два кебмена видели вас выходящим из дома ночью. Примерно в то же время и произошло убийство. Почему вы отказываетесь сказать, куда ходили?
– Потому что вы потребуете, чтобы этот человек дал показания, а он их не даст.
– Но почему?
– Потому что он категорически не сотрудничает с властями.
– Социалист?
– Где-то как-то… – Учитель обернулся ко мне с красноречивым взглядом, и я всё понял.
Ему не спалось той ночью, он не мог поверить в странную шутку книжного червя и, даже будучи уверенным в своей правоте, всё равно решил пойти к тому полусумасшедшему химику. За пару часов они могли точно выяснить, является ли рисунок подделкой. Но подставлять своего учёного друга учитель не станет даже под угрозой виселицы. В этих вопросах его нипочём не сдвинешь!
– Ренар, вы же не ребёнок, всё куда серьёзнее, чем кажется…
– Я могу дать вам честное слово джентльмена!
– Этого недостаточно, – начал было сержант, но Лис резко встал, в его глазах сверкнуло пламя.
– Вы смеете сомневаться в моём слове джентльмена, сержант? Тогда дуэль!
– С удовольствием!
– Да успокойтесь уже вы оба. – Побагровевший Хаггерт хлопнул ладонью по столу, и ситуацию разрядил лишь посыльный, который принёс пакет распечатанных фотографий.
Место преступления, сгоревшая мебель, мокрый мусор, страшный чёрный скелет с чем-то торчащим между рёбер, малоприятные картины деталей и общих видов.
– Смотрите, – инспектор разложил фотографии по столу. – Никаких следов, никаких улик, ни одного отпечатка лап, ничего…
– Что это за странные куски в углу? – спокойно спросил мой учитель так, словно бы минуту назад не орал во весь голос на добермана. – Похоже на какую-то коробку с пружинами. И вот эта странная лужица. Пластик?
– Ну вроде как патефон, у меня был такой, – вглядевшись, протянул Гавкинс. – Наверное, этот Уорен любил музыку.
– Отнюдь, – не сдержался я. – Мне доводилось несколько раз бывать в его комнате, там стояли лишь стол и стул, больше ничего. И освещение включалось обычной лампочкой Эдисона. Никаких керосиновых ламп!