– Видно будет! – отмахнулся я, подхватил саквояж и вышел за дверь.
Уве принесли за полночь. Когда слуга не явился к ужину, я воспринял это как должное и беспокоиться не стал. Втроем мы расправились с котелком гороховой похлебки со свиными ребрышками, краюхой свежего хлеба и рыбным пирогом, а после разошлись по комнатам. Марта попыталась было пристать с расспросами касательно той «стервы из книжного дома», но я потакать женскому любопытству не стал и волевым решением перевел наше общение в куда более приятную плоскость. Именно поэтому, когда снизу донесся решительный стук во входную дверь, мы еще не спали и спустились на первый этаж быстрее с трудом продравшего глаза маэстро Салазара.
Ватага едва державшихся на ногах школяров под непрерывные охи и ахи хозяина втащила мертвецки пьяного Уве в общий зал, бросила его на пол и спешно ретировалась. Пришлось мне на пару с Микаэлем поднимать на второй этаж и грузить на кровать собственного слугу.
Впрочем, утром наши усилия были вознаграждены сполна: очень уж потешно смущался Уве, выслушивая изрядно приукрашенный рассказ о своем водворении в пивную. При этом клятвенно заверять, что подобного больше никогда не повторится, он не спешил и с мрачным видом хлебал сырую воду, а после и вовсе отозвал меня в сторону.
– Магистр… – неуверенно промямлил школяр и умолк, упорно не отрывая опущенного взгляда от ботинок.
– Если хочешь извиниться за вчерашнее, не утруждайся. Все понимаю, дело молодое.
– Нет! – спешно произнес слуга. – То есть да. Я приношу свои извинения, но дело не в этом. Магистр! – Уве собрался с решимостью, поднял голову и выпалил: – Мне хочется остаться в Мархофе!
А мне захотелось отвесить юнцу крепкую затрещину.
– Дай угадаю, – вздохнул я, придержав уже дернувшуюся для замаха руку, – встретил сеньориту Лорелей?
Уве молча насупился, и я покачал головой.
– Неужто фру Эмма не затмила своими прелестями графскую дочку?
При упоминании об интрижке с вдовой мясника юнец покраснел до корней волос и с нескрываемым возмущением выпалил:
– Это совсем другое! У меня чувства! – Затем Уве вновь ссутулился и попросил: – Можно мне остаться, магистр?
Я только руками развел.
– Ты свободный человек, Уве! Волен делать что хочешь, не спрашивая ни у кого разрешения. Если речь об университетском долге, то уверяю – ты отработал его сполна.
Школяр неуверенно передернул плечами.
– Я хочу остаться на службе во Вселенской комиссии. Вы попросите за меня у магистра Риперторпа?
– Уве-Уве, – вздохнул я с нескрываемым сожалением. – Хочешь знать, что будет дальше? А дальше все будет печально. Следующую дюжину лет ты проведешь обычным клерком на побегушках магистров-надзирающих, и едва ли тебя повысят, когда кто-нибудь из них выйдет в отставку. Но даже если повысят – рядовой магистр для людей вроде графа Розена все равно что бродяга. А главой отделения без связей тебе не стать. Есть у тебя влиятельная родня, Уве?
Слуга покачал головой.
– Вообще родни нет, – убито произнес он.
– И ты хочешь всю жизнь наблюдать за сеньоритой Лорелей без малейшей надежды на взаимность?
Школяр запустил пальцы в и без того взлохмаченные волосы, но сразу поймал себя на этом, пригладил вихры и сказал:
– Дело не только в Лорелей, магистр. Не сочтите трусом, но меня пугает то, чем вы занимаетесь. Для вас не писаны законы, я так не могу.
Я кивнул, принимая довод слуги.
– Это аргумент, Уве. Вот это – аргумент. Но оставить тебя гнить в этой дыре… Давай так: в Ренмеле я дам тебе наилучшие рекомендации и пристрою к кому-нибудь из знакомых магистров. За пару лет выслужишься до эксперта, а там, если не одумаешься, попросишь перевода в Мархоф. Но помяни мое слово – ты одумаешься. Ренмель – столица цивилизованного мира. Оттуда никто так просто не уезжает.
Уве даже прикусил губу, напряженно обдумывая мое предложение. Школяра обуревали столь явственные сомнения, что я буквально слышал, как скрежещут в его голове противоречивые желания. Не выдержав умственного напряжения, слуга принялся вышагивать кругами по комнате и что-то бормотать себе под нос, беззвучно шевеля губами.
Я его с решением не торопил и оказался прав.
– Хорошо, магистр! – сдался в итоге Уве. – Поступим по-вашему!
Заглянувший в комнату маэстро Салазар взболтал остававшееся на дне кувшина вино и протянул сосуд школяру, тот вмиг сравнялся цветом с простоквашей и убежал на задний двор.
– Молодо-зелено! – презрительно фыркнул бретер и приложился к обколотому горлышку.
– Не спаивай мне слугу! – пригрозил я пальцем.
– О чем шла речь? – поинтересовался маэстро Салазар. – Он не слишком-то походил на кающегося грешника.
Я вкратце поведал содержание беседы, и Микаэль рассмеялся.
– Ты пообещал ему протекцию? Филипп, ты в опале!
– Это не значит, что у меня не осталось друзей, – резко возразил я, подумал и добавил: – Которые откажутся помочь… неофициально. И неужели ты действительно полагаешь, что лучше оставить мальчишку здесь?
Маэстро Салазар враз перестал скалиться и в кои-то веки ответил совершенно серьезно и без малейшего намека на сарказм или ерничество:
– Ты все сделал правильно, Филипп. С тем же успехом можно бросить ягненка в лесу. В этом захолустье Уве не светит ничего хорошего. – Бретер вздохнул и покачал головой. – Только и с нами спокойной жизни ему не видать…
2
На встречу с епископом декан Келер отправился в университетской карете, так что до Кларна я добрался с максимальными удобствами. Моим спутникам пришлось ехать верхом, и если Микаэль и Марта никаких особенных неудобств в дороге не испытали, то Уве пришлось нелегко. Я переоценил устойчивость молодого организма к алкоголю: неплохо держался поутру школяр лишь в силу того обстоятельства, что еще не успел толком протрезветь, а вот дальше на него навалилось жутчайшее похмелье. Пришлось оставить его с Мартой в таверне неподалеку от резиденции епископа.
Та, надо сказать, сейчас явственно напоминала крепость в ожидании вражеского штурма. По соседним улочкам прохаживались крепкие парни, хоть и в цивильном платье, но со слишком уж цепкими взглядами, а на перекрестках помимо городских стражников отирались наемники в бело-зеленых плащах. У взъезда на этот раз и вовсе расположилась дюжина вооруженных до зубов ландскнехтов, во дворе кроме десятка арбалетчиков и пятерки мушкетеров обнаружилось двухфунтовое орудие с полным расчетом при нем.
И еще – магическая завеса. Сотканный из эфирных нитей незримый полог полностью отгораживал резиденцию епископа от прилегающих улиц; никто не мог пробраться внутрь, не дав знать об этом дежурившим в здании монахам. Когда после короткого разговора с капралом ландскнехтов мы прошли во двор, то словно паутину прорвали. Чары облепили с головы до ног, а после сгинули, и все бы ничего, но при этом явственно дрогнул саквояж.