— Вам надо подкрепиться, — сказал спецназовец.
— Знаю.
— Можете съесть мой хлеб.
— Спасибо.
В комнате было так тихо, что Дарман слышал работу челюстей каждого по отдельности и тихий скрип ложек о стенки мисок. Также он слышал неподалеку приглушенные звуки, которые издавали мерли — тихое периодическое бульканье. Но того, что вдруг уловила Этейн, он не расслышал.
Она села прямо и с расфокусированным взором повертела головой из стороны в сторону.
— Кто-то идет, и это не Джинарт, — прошипела Этейн.
Дарман скинул плащ и выхватил винтовку. Женщина и ее родственники вскочили из-за стола с такой скоростью, что тот покачнулся, несмотря на свой вес, и миски полетели на пол. Этейн достала меч и зажгла его. Оба повернулись к двери; семья выбежала через черный ход; женщина задержалась, чтобы схватить с полки большую металлическую миску и сумку с едой.
Дарман потушил лампы и выглянул сквозь дыру в кирпиче. Без визора приходилось полагаться на оптику «дисишки». Ничего не было видно. Он задержал дыхание и прислушался.
Этейн придвинулась ближе, махнула в сторону дальней стены и показала «семь» — ладонь и два пальца.
— Где? — прошептал Дарман.
Она принялась что-то рисовать на земляном полу. Палец изобразил контуры четырех стен и несколько точек снаружи — большинство с той стороны, куда она показывала, и одну возле передней двери.
Этейн придвинула губы так близко к его уху, что Дарман вздрогнул.
— Шесть там, один здесь, — еле слышно выдохнула она.
Дарман указал рукой на дальнюю стену, затем на себя. Этейн ткнула в сторону двери: «Я?» Спецназовец кивнул, быстро изобразил на пальцах: «Один, два, три». Затем поднял большой палец вверх: «Считаю до трех». Этейн кивнула.
Незваные гости не постучали. Это не предвещало ничего доброго.
Дарман пристегнул насадку-гранатомет и прицелился в дальнюю стену. Этейн встала у двери, занеся меч над головой для удара сверху.
Оставалось надеяться, что ее агрессия восторжествует над неуверенностью в себе.
Дарман начал отсчитывать левой рукой, держа винтовку в правой. «Один, два…»
«Три». Он выстрелил гранатой. Та выбила закрытое мешковиной окно и оставила дыру в стене. Дарман тут же выстрелил снова. Взрывом его отбросило назад: в тот же миг передняя дверь открылась, и Этейн рубанула сверху вниз с такой скоростью, что клинок превратился в яркую синюю дугу.
Дарман переключил винтовку на стрельбу одиночными и навел на вошедшего, но умбаранец был уже мертв — разрублен от груди до ключицы.
— Два. — Этейн указала на окно или то, что от него осталось. Дарман метнулся к стене, обогнув стол, и на ходу выстрелил в дыру, пробитую в стене. Выскочив на улицу, он увидел двух бегущих навстречу трандошан с бластерами: лица покрыты чешуйками и шишками, мокрые рты разинуты в крике. Он открыл огонь; один ответный выстрел ожег плечо. Затем на несколько мгновений воцарилась онемелая тишина, но постепенно до Дармана начало доходить, что кто-то за домом орет от боли.
Впрочем, орал не он и не Этейн. Это было главное. Дарман вернулся в комнату. Плечо начинало саднить, но это могло обождать.
— Все чисто, — сказала Этейн. Ее голос дрожал. — Кроме вон того…
— Забудьте о нем, — сказал Дарман. Сам он, конечно, забыть не мог: солдат издавал слишком много шума. Крики неизбежно привлекут внимание. — Собирайтесь. Мы уходим.
Несмотря на заверения Этейн, что снаружи больше никого нет, Дарман высунулся за дверь и, держась спиной к стене, обошел вокруг дома. Раненый солдат оказался умбаранцем. Дарман не стал даже проверять его состояние, просто выстрелил в голову. Больше ничего он сделать не мог. Задание имело высший приоритет.
Интересно, могут ли джедаи чувствовать дроидов. Надо потом спросить у Этейн. Ему говорили, что джедаи умеют совершать потрясающие трюки, но одно дело — знать, и совсем другое — увидеть своими глазами. Возможно, это спасло их жизни.
— Что это было? — спросила Этейн, когда Дарман вернулся в пристройку. Она уже успела прицепить на спину дополнительный рюкзак и даже сняла микромины, хотя те все еще были взведены. Дарман нервно сглотнул, отключил детонатор и добавил еще один пункт в список того, что предстояло ей объяснить.
— Закончил дело, — сказал он и начал секция за секцией доставать нательник. Этейн отвернулась.
— Ты убил его.
— Да.
— Он был ранен?
— Я не медик.
— Ох, Дарман…
— Мэм, это война. Враги стараются вас убить. Вы стараетесь убить их раньше. Второго шанса не бывает. Все остальное, что вам нужно знать о войне, — лишь развитие этого правила. — Этейн была в ужасе, и Дарман уже жалел, что расстроил ее. Неужели ей выдали смертоносный меч, не объяснив, что на самом деле значит зажечь его в бою? — Простите. В любом случае он был очень тяжелый.
Смерть, казалось, шокировала ее.
— Я убила того умбаранца.
— В том и смысл, мэм. Кстати, отличный удар.
Этейн больше ничего не сказала, просто смотрела, как он одну за другой пристегивает пластины брони. Когда Дарман наконец надел шлем, ему было уже безразлично, бросается он в глаза или нет, потому что он больше не собирался в спешке снимать доспехи. Он нуждался во всех преимуществах, которые давала броня.
— Больше никаких убежищ, — изрек спецназовец. — Их не существует.
Этейн зашагала следом за ним в лес, который начинался прямо за домом, но мысли ее все еще блуждали.
— Я никогда раньше никого не убивала, — сказала она.
— Вы хорошо справились, — ответил Дарман. Плечо пульсировало, мешая сохранять концентрацию. — Чисто.
— Все равно повторять не хотелось бы.
— Джедаев учат сражаться, не так ли?
— Да, но мы никого не убивали на тренировках.
Дарман пожал плечами и едва не поморщился.
— Мы убивали.
Он мог лишь надеяться, что Этейн быстро свыкнется. Нет, убивать не особо приятно, но это необходимо. А с бластером или световым мечом можно убивать относительно чисто. Интересно, смогла бы она ударить кого-то ножом и смотреть, что потечет из тела? Но она джедай, так что при некотором везении не придется.
— Или мы, или они, — сказал Дарман.
— Тебе больно.
— Ничего серьезного. Доберемся до ТВ, обработаю бактой.
— Думаю, они нас сдали.
— Фермеры? Угу. Гражданские, они такие.
Этейн неразборчиво хмыкнула и молча пошла за ним. Они углубились в лес, и Дарман стал прикидывать, сколько зарядов израсходовал. Если так и дальше ввязываться в стычки, к ночи останется один пистолет.