Анабиоз - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Палий, Алексей Гравицкий cтр.№ 61

Мелодия, доносящаяся сверху, прервалась, как будто кто-то резко выключил запись. Или поставил на паузу. Стало тихо…

А потом громыхнуло.

Я дернулся, еще не понимая, что за резкое пиликанье ворвалось в этот притихший мир. Крутанулся на месте, ища источник звука, и только после этого почувствовал дрожь в кармане.

Звонок!

Но я же ставил телефон на виброрежим! Почему он так голосит? Черт подери! Как он вообще может здесь звонить? Неужели связь наладили?

Путаясь в движениях, я вытащил мобильник. Раскрыл.

И вздрогнул.

На экране высвечивалось: «Эля вызывает…»

С третьего раза палец попал по нужной кнопке…

— Алло, — осипшим голосом проговорил я.

В динамике звенела тишина. Глубокой, бездонной пустотой она дрожала где-то по ту сторону мембраны, и эта дрожь передавалась мне. Сглотнув, я ощутил, как пропадает так и не наладившаяся связь. Связь между прошлым и будущим, между жизнями, между душами.

— Алло! — заорал я. Стекла в подъезде задребезжали от истошного вопля. — Алло! Алло! Ты слышишь меня?!

Короткие гудки втекли в ухо, впились в сознание, оборвали что-то внутри. Разрезали тонкую нить, держась за которую я шел сюда через все безумие проснувшегося мира, через боль и жуть, через озверевший город, через проржавевшее насквозь время и до неузнаваемости искореженное пространство.

— Алло… — беспомощно прошептал я, глядя на опустевшие палочки антеннок в углу экрана. — Алло.

Тихо.

Мобильник выпал из ослабевших пальцев. Подпрыгнул и застыл на ступеньке.

Зачем я принес его сюда? Зачем взял с собой? Почему не выбросил еще тогда, на Киевском шоссе? Чтобы услышать, как рвется связь с реальностью?

— Ненавижу тебя, — обронил я, понимая, что вещь ни в чем не виновата. Что внезапно заработавший кусок пластика с микросхемами — тоже всего лишь жертва взбесившегося мира. Но что-то черное все равно рвалось изнутри, вымораживая артерии. — Ненавижу.

Каблук расплющил мобильник легко. Словно тот был сделан из картона. Какая-то деталь отлетела в сторону и застряла в паутине у позеленевшей от плесени батареи.

В груди полыхала страшная, холодная ярость.

Я еще не дошел.

Эля ждет.

Крепко ухватившись за перила, я двинулся вверх, отсчитывая ступени. Раз, два, три. Раз, два, три. Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…

Второй этаж. Налево.

Единственная дверь на всей площадке приоткрыта. Наша дверь. И из квартиры снова доносится эта едва различимая, бубнящая мелодия…

Я толкнул дверь с такой силой, что та чуть не слетела с петель. С хрустом шандарахнулась о вешалку с истлевшей одеждой да так и осталась там, будто приклеилась к лоскутам плаща.

Мелодия опять оборвалась. В дальней комнате звякнуло, послышались быстрые шаги через коридор, в кухню, а оттуда — в зал.

— Эля, — прошептал я, и бросился вперед, буквально снося распахнутую дверь ванной. — Эля!

Влетел в зал и… замер на пороге, придерживаясь рукой за косяк.

Щёлк.

Картинка отпечаталась на сетчатке как-то вся сразу, с мельчайшими деталями, будто на матрице фотоаппарата.

Щёлк, и кадр в семейный альбом готов…

Оборванные куски штор. Диван с прогнившими подушками, из которых торчат ржавые пружины. Шкаф с перекошенными от влаги и зимних морозов дверцами, одна приоткрыта, внутри видны истлевшие мамины кофты на разноцветных пластиковых плечиках. Сервант с расколотыми стеклами, сдвинутым в угол сервизом. Серебряных стопок и блюдец нет — только следы от них на толстом слое пыли. Потолок со вспучившейся побелкой и грязной люстрой по центру. Изъеденный то ли молью, то ли мышами ковер. Рассыпанные вдоль плинтуса скукоженные журналы: изображений на выцветших обложках теперь уже не разобрать.

Посреди комнаты — мужик с высоким костистым лбом, крючковатым носом и бегающим взглядом. Глазки блеклые, похожие на рыбьи. В руке кухонный нож, на плече мешковатый рюкзак. Поверх какого-то рванья — моя старая, но все еще крепкая кожанка.

А рядом с ним, на полу…

Эля.

Она лежит навзничь, голова неудобно повернута в сторону, волосы разбросаны, глаза закрыты. Юбка из прочной ткани не сгнила, а вот хлипкая блузка разошлась по шву и размахрилась. На груди видна полоска лифчика.

Щёлк…

Кадр поплыл. Ушел из статики.

Мужик шмыгнул носом и прищурился, рассматривая меня. Отступил на шаг, отвел в сторону руку с ножом. Наверное, лицо у меня посерело и стало страшным, раз мародера так проняло.

— Мой дом, — сказал он. Отрывисто, как сплюнул. — Разорался тут. Алло, алло… Ну, алло. Иди своей дорогой, чел, ищи другие места.

Я не пошевелился, только пальцы сильнее стиснули рейку дверного косяка. Сознание медленно затягивала темная пелена, лишая способности трезво соображать. Взгляд соскользнул с рыбьего мурла подонка, уперся в лежащую Элю. Неподвижную.

Бездыханную.

— Чего встал? — нахмурился мародер. Неумело взмахнул ножом. — Сказано же, занято. Давай, вали отсюда. Кручу, кручу, кручу педали, кручу… Вали, вали.

«Вот кто напевал дурацкую мелодию», — пронеслось в голове. Перед глазами продолжала густеть мутная пелена бешенства. Пальцы на косяке побелели.

— Что ты с ней сделал?

Я услышал свой голос со стороны. Хриплый — почти, как у Борзого.

— Чего? — Мужик, кажется, не ожидал такой реакции. Он машинально глянул на Элю, потом снова уставился на меня рыбьими глазками. Ухмыльнулся. — А, с этой… Тебе-то что? Сказано же, дом мой. И всё, что в доме — тоже мое.

Где-то глубоко внутри клацнуло. Коротко. Будто рубильник переключили.

Я отпустил косяк и пошел вперед. Не выставляя рук, не защищаясь, не выгадывая лучшую позицию для атаки. Я просто пошел вперед, видя перед собой только костистый череп и рыбьи глаза, в которых мелькнул испуг.

Перед лицом пронеслось лезвие. Щеку обожгло, но я даже не вздрогнул. Не сбавил шага.

Ударил его ногой в живот. Спокойно и сильно. Будто не человека бил, а высаживал дверь. Никто же не злится на дверь, когда ее надо выбить. Ее просто выбивают.

Мародер с утробным охом сложился пополам, потерял равновесие и завалился назад. Нож отлетел в одну сторону, рюкзак в другую. Я сделал еще шаг, схватил его за отвороты куртки и вздернул. Тело взрослого мужика показалось легким, как тряпичная кукла. Не останавливаясь, я продолжил движение, опрокинул гада на подоконник.

Раздался треск, звон, и я — словно со стороны — увидел, как костистый череп оказался среди крупных осколков вышибленного оконного стекла. Мясистое ухо моментально залило кровью.