Он минутку посидел, глядя на товарищей и покачивая головой.
– Что? – не выдержал Отрава.
– Да просто подумал, как странно сидеть в комнате, измышляя лучший способ прикончить кого-то.
– По мне, так совсем не странно, – отозвался Отрава. – Вы когда убили человека впервые?
– В пятнадцать, – сообщил Змееглаз.
– Для меня это было в ту ночь, когда мы достали Косту.
Оба других воззрились на него во все глаза.
– Так ты новорожденный! – воскликнул Отрава. – Младенец-душегуб!
– Пожалуй. Никогда не считал себя убийцей. Пожалуй, сейчас я все пересматриваю. Я не тот человек, каким был – или каким себя считал, а с этим надо обвыкнуться.
– Мне в первый раз было одиннадцать, – выложил Отрава.
– Одиннадцать?! Так это ты был настоящим младенцем-душегубом?
– Мои предки были бедны, как церковные крысы, – пожал плечами Отрава, – но кто-то из нашей церкви подарил мне новехонький велик. По соседству был пацан постарше, этакий задира. Увидал, как я на нем еду на второй день, что у меня был велик, сбил меня на землю и отобрал его. Ну, я вернулся домой, взял отцовскую пушку из ящика стола и ходил по улицам, пока не сыскал его. А потом пальнул в него четыре раза. Первые два раза мазнул, но он так перепугался, что оцепенел, нассав в штаны, так что я подошел поближе и последние две пули всадил в его жирную уродскую харю.
– И что дальше?
– Получил свой велик обратно, – осклабился Отрава. – Я был не такой дурак, чтобы сделать это при свидетелях. Во всяком случае, если кто и видел, им хватило ума держать рот на замке. Никого так и не арестовали.
– Тебя это мучило? – полюбопытствовал Агилар. – Что ты кого-то убил?
– Ни капельки. Спал как младенец. И с того дня знал, что, если кто-нибудь насрет мне, я уж разберусь. И разбирался. Начал сам красть велики, потом мотики, машины – что мог. Потом меня завербовали к дону Пабло. И когда я узнал, что кто-то будет мне платить за то, что я и так делал с радостью, это стало лучшим днем в моей жизни. И ни разу, ни на миг не пожалел об этом.
Агилар разрывался между противоречивыми чувствами. Он стал убийцей добровольно – он с самого начала понимал, что поручения Эскобара рано или поздно к этому приведут. Но в то же самое время он некогда посвятил свою жизнь – пусть и ненадолго – защите общества от людей вроде Отравы. Всегда считал, что у него есть свой нравственный кодекс, но если таковой и был, то Агилар нарушил все его нормы без особого труда одну за другой.
– Меня это еще беспокоит, – признался он. – Пожалуй, чуточку. Не так, как я думал.
– Ну, ты в этом деле весьма неплох, – заметил Змееглаз.
– Спасибо, – Агилара прошил легкий трепет гордыни. – Это ведь работа, правда?
Отрава бросил взгляд на часы.
– Четыре десять. Пора бы ему уже выйти.
Осорио был человеком привычки – каждое утро прибывал в редакцию к восьми, а уходил в десять минут пятого пополудни. Ел завтрак в одном и том же ресторане в окружении своей группы физического воздействия. Обед ему доставляли в редакцию, а ужинал он в одном из нескольких излюбленных ресторанов. У него не было ни жены, ни семьи и вроде бы никаких других интересов, кроме работы. Вернувшись домой после ужина, он уже не переступал порог до следующего утра.
И действительно, через пару минут в поле зрения возникла привычная процессия. Бронированный «Субурбан» впереди с вооруженными бойцами. За ним второй, с Осорио и парой телохранителей, и мотоциклы вровень с ним. И, наконец, третий «Субурбан».
Глядя из квартиры, они даже не могли уверенно сказать, сидит ли Осорио в средней машине, хотя и видели, как он садится в нее и высаживается в ряде других случаев, и верили, что заведенный порядок вряд ли меняется. Он сидел в центре заднего сиденья, а телохранители по обе стороны от него. Окна тонированные. Угол обзора из этого окна совершенно неудачный; отсюда Осорио не разглядеть. Они обсуждали, не попытаться ли выстрелить из окна квартиры, но крышу вседорожника пули не пробьют.
Когда автомобили покатили мимо, Змееглаз предложил:
– Один может подстрелить отсюда водителя первой машины, а остальные могут ждать внизу на обеих сторонах улицы. Когда первая машина остановится, они откроют огонь по второй.
– Вот только пуленепробиваемое стекло защитит водителя, – возразил Отрава. – А из двух пацанов на улице эти наемники сделают котлету.
– Ага, – согласился Змееглаз. – Просто идея. Я не говорю, что хорошая.
– А как насчет РПГ? – подкинул Отрава.
– А ты умеешь стрелять из него достаточно точно, чтобы попасть в мишень отсюда? – парировал Змееглаз.
– Пожалуй, тут нужна практика. А времени на нее у нас нет.
Но Агилару, глядевшему, как автомобиль въехал в следующий квартал, пришла в голову другая идея.
– Смотрите, – указал он.
На следующем углу висел знак запрета движения без остановки. «Субурбаны» затормозили, потом первый выехал на перекресток. Через перекресток он двинулся буквально ползком, а второй и третий проехали знак не останавливаясь. Клаксоны надрывались, но стоило водителю заглянуть внутрь автомобилей, и желание подымать бучу мигом отпадало.
– Ага, они козлы, – подтвердил Змееглаз. – И что?
– А то, что смотри: машина Осорио остановилась прямо рядом с ливневым стоком.
Разглядеть его отсюда было трудновато, но темный клинышек выдавал отверстие в бордюре. Агилар заметил его за секунды до того, как к стоку подкатил первый внедорожник, и обратил внимание, что второй затормозил до полной остановки прямо у стока. Если бы движение на поперечной улице было более оживленным, автомобиль мог бы простоять там секунд тридцать, а то и поболее.
– Ладно, – сказал Отрава. – Но даже если кто-нибудь сможет туда втиснуться, броню ему все равно не пробить.
– Я думал не о пушке, – растолковал Агилар. – Я думал о бомбе.
Отрава мысленно взвесил идею, и губы его расплылись в ухмылке.
– А что, может сработать. Достаточно мощная бомба настолько близко от днища машины наверняка выведет ее из строя. А то и уничтожит.
– А мы можем находиться неподалеку, чтобы перестрелять всех, кого не убило взрывом, – добавил Агилар. – Может, в том кафе через улицу.
– А что, ты знаешь, как делать бомбы? – осведомился Змееглаз.
– Нет. Зато знаю, кто может кое-что знать.
– Ты можешь ему доверять?
– Это она, – тряхнул головой Агилар. – И да, абсолютно.
24
Хулиана помнила Агилара, и когда руки сменило достаточное количество песо, оказалось, что она действительно знает человека, хорошо разбирающегося во взрывчатке. Звали его Оскар, и он, как и Хулиана, не удосужился поведать о себе больше ничего.