Список Мадонны - читать онлайн книгу. Автор: Макс Форан cтр.№ 49

— Она не сказала мне, что ее зовут Фригг, но я знаю, что это так. — Ее темно-синие глаза были широко открыты от уверенности в своей правоте.

— Она говорила с тобой? Что она сказала? — Улаф вспомнил, насколько взволнован он был, услышав ответ Сигни. Все подходило под общий шаблон, но загадочным образом раздвигало его рамки.

— Я спросила, как ее зовут, а она улыбнулась и сказала; я не помню точно, что она сказала, но что-то такое. Она сказала: «Я — та, к кому ты взываешь каждый вечер. Мед был сварен для того, кто есть надежда Господа». — Она продолжила, слова стремились одно за другим: — Я говорю с Фригг по ночам, когда темно и тихо и я наедине со своими мыслями. Я спросила о ее сыне, Бальдре. И о том, встречу ли я когда-нибудь земного человека, похожего на него. Я думаю, Фригг говорит, что готова прислать его ко мне. Моего Бальдра. Ты согласен, Улаф? Сегодня я буду очень усердно играть. Когда он придет, то захочет, чтобы я поиграла для него.

После этого он написал письмо своему другу журналисту в Христианию. Почему? Он не знал. Он не был католиком, и бог знает как давно он не переступал порог церкви. Боги любви и милосердия без надобности не лишают людей их ног. Но что-то двигало его пером в тот вечер. Он не написал о словах, произнесенных видением. Он не мог; это было таким невероятным, чтобы быть правдой. Улаф поежился. И слишком пугающим, чтобы быть совпадением. Он проверил все сразу же, как только Сигни вышла из его дома. Первое предложение, сказанное видением, точно повторяло слова, приписываемые Пресвятой Деве, когда она обращалась к святому Доминику. Второе предложение было близко к словам, сказанным мудрой женщиной Одину. Это первоначально было записано в Старшей Эдде, огромном отрывочном собрании древних поэм, послуживших основой древнескандинавской мифологии. Не существовало никакой вероятности, чтобы ребенок знал хотя бы один из источников. Улаф решил, что он подождет и посмотрит. Времени у него было достаточно. Кроме того, он никуда не собирался, а шаблон, если таковой существовал, все еще был неполным и требовал завершения.

Улаф пил кофе и внимательно просматривал третью книгу, его собственную бесценную копию Старшей Эдды. Изданию было уже более двухсот лет, и вряд ли нашелся хотя бы один из сотни ученых, кто мог читать эту книгу, как он. Получасом позже он вздохнул и потащил себя к книжному шкафу. Ему следовало бы попросить Ингрид снять с полок больше книг. С помощью трости он скинул еще полдюжины томов на пол и подтянул книги к своему креслу. Все они были посвящены двум темам: католицизму и древнескандинавской мифологии. Двумя часами позже он с разочарованием швырнул последнюю из книг на пол и устало потер глаза. Ничего!

В этот день третье явление заставило Сигни бежать сломя голову по дождю на урок, которого не было назначено, и дополнило шаблон. На этот раз в Сигни было больше смущения, нежели восторга. Опять к ней явилась Фригг сквозь дождь из тумана. Она побыла с ней немного и казалась очень грустной.

Несмотря на то что Улаф пытался сохранять полное спокойствие, он заметил нотку нетерпения в своем голосе. Что сказала Фригг?

Сигни была озадачена. Дул сильный ветер, и слова Фригг не были слышны так же ясно, как и до этого, но ей показалось, что она произнесла: «Благословлен плод чрева моего».

— Бальдр, о Мать? — спросила Сигни.

Фригг покачала головой:

— Нет. Величественнее Бальдра.

А затем ее унес ветер.

Девочка была очень грустна. В ее книге, подаренной ей Улафом, которую она прятала так, чтобы не нашли родители, ничего не говорилось о том, что у Фригг был еще один сын. Улаф успокоил ее, сказав, что в древнескандинавской мифологии есть много такого, что неизвестно даже ему, но у него есть книги, в которых сказано все, и он справится об этом.

— А мог быть у Фригг еще один сын, принадлежавший нашему времени? — В голосе Сигни звучала надежда.

Улаф был счастлив, что мог как-то ободрить ее, поэтому он предложил, чтобы она сыграла для него свою новую пьесу. Похвала, которую он высказал ей по окончании игры, была подлинной. Она повеселела и болтала о том, как Нельс Лингрен улыбнулся ей сегодня в школе, а потом, когда они нарезали хлеб для младших детей, прикоснулся к ее руке. Улаф слушал ее очень внимательно и смеялся вместе с ней до тех пор, пока не стемнело и он не отослал ее домой.

Улаф оставил книги лежать на полу и с мучениями добрался до постели в другой комнате. Неожиданно у него закружилось голова и его начало мутить. Он достал две таблетки из бутылочки, проглотил их, запив водой, и с трудом укрылся одеялом. Было еще не так темно, и можно было разглядеть стрелки на настенных позолоченных часах. Половина первого. Он очень устал, но сон исчез. Нужно было о многом подумать. Это единственное, что ему пока хорошо удавалось.

Превозмогая боль, Улаф перевернулся на бок. Дождь перестал барабанить, только слышно было, как капли мерно падали в дубовые бочки для сбора воды, стоявшие за окном. Сигни была непохожа на тех женщин, которым было видение. Все они были плохо образованы и обладали ограниченными способностями. Она была смышленой и способной девочкой. Даже полеты ее фантазии не были типичны для девочек ее возраста. Он знал, что в сравнении с его племянницами и дочерьми друзей Сигни казалась банкиром из Стокгольма. Она пристрастилась к древнескандинавским мифам, после того как он познакомил ее с ними в перерывах между уроками. Он даже подарил ей сборник историй, который сам читал в детстве. Она часто восторженно рассуждала о Бальдре, Фригг и Фрейе, но, насколько ему помнилось, ничего такого, что говорило бы о чрезмерном интересе, в ее рассуждениях заметно не было. Влияние ее отца сказывалось в ее полусерьезных, полушутливых ремарках о том, что Бога восхваляют тогда, когда все идет хорошо, но если что-то не так, то мы должны винить себя. Здесь Улаф был вынужден с ней согласиться.

И все-таки Сигни была не такая, как все. Она не была похожа ни на одного человека из тех, кого он когда-либо встречал. И дело было не в ее красоте или ее чистоте и простоте. В свое время ему встречалось достаточно красивых женщин, некоторые из которых были так же хороши внутри, как и снаружи. Так что сказать, что он мог быть покорен простой девчонкой, было нельзя. Это было что-то другое. Словно она была с рождения чему-то предназначена. Было в ней что-то такое, что превосходило ее красоту, то, что проявлялось пока еще только в ее музыке. И теперь еще это. Оно пугало.

Застонав, и не только от боли в ногах, Улаф попытался отвлечься. Вместо этого мысль его сфокусировалась на сообщении, завершавшем шаблон. Он не мог понять его смысл. Что-то на миг промелькнуло у него перед мысленным взором, и сон сломил его.

Улаф проснулся неожиданно, хотя в комнате было еще темно.

Боже мой! Сообщение. Оно было здесь все это время. Он пропустил его потому, что Сигни не расслышала. Нужно было это проверить. Ему потребовалось двадцать минут, чтобы скинуть книгу с полки. Дрожащими руками он открыл ее. «Служба по розарию и литания Божьей Матери».

Он отыскал молитву. «Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего…» Сигни сказала, что видение произнесло «чрева моего», но ведь было к тому же ветрено, и она могла не расслышать. Улаф пожал плечами; впервые за десять лет ему захотелось помолиться.