— Милая леди, мне доподлинно известно, что сейчас Мелор разбирается с бумагами и никого не принимает.
Услышав этот голос Мелор тут же прекратил смеяться, я как-то тоже перестала на него злиться. Теперь я Риной восхищалась. Спорить с императором. Сумасшедшая девица. И не то, чтобы я так никогда не делала. Но я же дурная человеческая девчонка, мне по статусу положено. А у неё какое может быть оправдание?
Дверь открыл Вэлах, заметил нас, да так и замер. Маячившая за его спиной Рина удовлетворенно проговорила, не сумев сдержать проскользнувшего в голосе злорадства:
— Я же говорила.
— Вэлах, что-то случилось? — обеспокоенно спросил босс.
Вэлах не ответил, продолжая хмуро меня рассматривать. Нашел тоже зверюшку в зоопарке.
— Проводи, пожалуйста, Варю, - Мелор подтолкнул меня к Рине и пояснил, обращаясь к императору, - она перестаралась с нарядом, едва ходит.
— Я вижу, — мрачно согласился он, продолжая задумчиво меня рассматривать, — красивое платье.
— Да я сегодня вся на диво хороша, — подтвердила нагло. И пускай он только попробует со мной поспорить. Упаду в обморок прямо на него, будет знать.
— Конечно, я ее провожу, — предприняла попытку протиснуться мимо императора Рина.
Чёрт встрепенулся, отмер и быстренько сграбастал моё едва дышащее тельце, по ходу дела чуть не приложив о дверной косяк со всей чертовой ответственностью.
И никто с ним не спорил. Да и кто бы посмел? Ну, кроме меня. И я бы, конечно, поспорила, не будь занята другими, более важными делами.
Всю дорогу я занималась лишь одним - пыталась понять какой из моих внутренних органов сплющило меньше всего.
Вэлах принял моё задумчивое молчание за добрый знак и совсем распоясался.
Не дойдя до моих покоев каких-то два недлинных коридора, он хорошенько меня встряхнул, подарив ни с чем несравнимые ощущения, которыми мне сразу захотелось с ним поделиться, и прошипел прямо в лицо:
— Что все это значит?
На меня пахнуло его одеколоном. Тем самым, который мне совсем не нравился.
— Слушай, если не хочешь нарваться на грубость, то отодвинься и дотащи меня уже наконец до спальни. Я дышать хочу, — меня раздражали белые точки перед глазами, раздражал недостаток воздуха и наглый чёрт меня тоже раздражал. Но больше всего раздражало, даже бесило, то, что ему было совсем не стыдно. Пару часов назад он тут целоваться лез, а сейчас делает вид, будто этого и не было. А где смущение? Где раскаяние? Где извинения?! Наглость какая.
Вэлах не отодвинулся и возобновлять путь не поспешил. И я решила действовать.
Выдохнула, глаза закатила и попыталась растянуться на полу.
Дальше я передвигалась уже на ручках у самого настоящего императора и поражалась насколько я замечательная актриса. Как натурально у меня обморок получился. Недолго правда поражалась.
— Я знаю, что ты в сознании, если тебе вдруг интересно, — скучающим тоном сообщил Вэлах, проходя мимо моих покоев.
— А чего тогда сразу не сказал? Зачем тащишь? — по хорошему, стоило бы промолчать и сделать вид, что я в стопроцентной обмороке, а ему просто показалось. Но я не промолчала. Я молчать вообще не умела.
— Понятия не имею, — злобный и нелогичный, Вэлах уносил меня куда-то прочь от моих покоев. И все бы ничего, покататься на самом главном черте — дорогого стоит, но я же все ещё хотела дышать, что сильно портило удовольствие.
— Вэлах, мы прошли мои покои.
— Я заметил.
— Так может вернёмся?
— Нет.
И все. И тишина. И совсем непонятно куда меня тащат с таким зверским выражением лица.
Нет, через минуту, конечно, все прояснилось, но нервы себе потрепать я успела.
Притащили меня во временные императорские покои, которые уступали старым комнатам по всем параметрам.
А все благодаря очень ответственному чудовищу.
Пробить дверь в императорских покоях монстр не смог, но сами покои разворотил основательно. И внутренние стены каким-то чудом умудрился разгромить.
На утро после полнолуния я ради любопытства заглянула в спальню и получила заряд бодрости на весь день. Не уцелело ничего. Вместо мрачного интерьера глазам моим предстали руины.
Теперь Вэлах жил в соседних комнатах, дожидаясь пока его убежище отремонтируют и жутко бесился по этому поводу.
Молча, с пугающей до колик, мрачной решимостью меня сгрузили на кроватку и встали рядом, сложив руки на груди.
Ослабить шнуровку корсета он не предложил, самочувствием моим не поинтересовался, и вообще вел себя очень нагло.
— Чего? — пуговки на спине расстегивать было неудобно, но я в себя верила. Мне всего то и надо было расстегнуть парочку, чтобы можно было добраться до завязок корсета.
— Это что за наряд? — мрачно спросил Вэлах, которому свободно дышалось и хорошо жилось.
— Хорошее платье. Подол, правда, длинноват, но кто там на ноги мне смотрит? Между прочим, ты сам сказал, что платье красивое, — пуговки упрямо выскальзывали из пальцев и расстегиваться не хотели.
— И не твое, — припечатали меня.
Глупый чёрт, как будто я сама этого не знаю.
— Не моё, — легко согласилась я, — и оно меня душит. И если ты мне сейчас не поможешь, то я задохнусь. Как ты тогда объяснишь, что в твоей спальне делает труп помощницы твоего советника? Да ещё в чужом платье. И почему ты меня вообще в спальню притащил? В гостиной есть вполне неплохой диванчик. Я видела.
Вэлах молчал, всем своим видом давая понять, что на мои вопросы отвечать не намерен. А мне почему-то казалось, что он и сам не знал ответа.
— Платье, — впервые за все то время, что я жила во дворце, я сочувствовала дэвалийским женщинам.
— Повернись, — хмуро велел он.
Я послушно повернулась, ожидая, что вот он сейчас аккуратно расстегнет пуговки и так же аккуратно с корсетом разберется. А я ему потом, может, даже спасибо скажу.
Не подумала я как-то, что поворачиваться спиной к неадекватным чертям опасно.
Пуговки разлетелись в разные стороны, парочка затерялась между подушками, но большая часть весело поскакала по полу.
Пока я пыталась осмыслить произошедшее и понять как мне теперь возвращать платье, Вэлах разобрался и с корсетом. Так же как и с платьем. Просто порвал шнуровку.
— Так лучше?
Издевается, поняла я. Острых ощущений не хватает. Адреналина захотелось.
— Вэлах, — я старалась говорить спокойно, очень старалась, но голос все равно дрогнул, — а тебе жить надоело, да? Совсем-совсем?
— Ты сама просила помочь, — рожа кирпичом, а в голосе столько злорадства, что я сразу поняла — смерти своей ищет, ушастый идиот.