Они весь вечер проболтали о всякой чепухе, а потом Амхал проводил девушку до ворот Академии. Выходить за ее пределы он не мог.
— Мне очень жаль, но тебе придется возвращаться одной: сегодня мне запрещено выходить.
Адхара откинула в сторону полу плаща и показала ему свой кинжал.
— Я сумею защитить себя, — ответила она с улыбкой.
— Я чуть не забыл. — Амхал ударил себя ладонью по лбу. — Я получил аудиенцию у Верховной Жрицы. Через неделю я обрисую ей всю ситуацию, и она назначит тебе дату встречи.
Но для Адхары это уже больше не имело никакого значения. Отныне ее настоящее было заполнено событиями, среди которых был и поцелуй Амхала, и великолепные вечера, проведенные вместе с ним.
Юноша крепко сжал ладони Адхары. Они снова остановились в нерешительности. Девушка, не дав ему опомниться, обняла его и с замиранием сердца взяла инициативу в свои руки. Она поняла, что целоваться значительно проще, чем просто разговаривать.
Уста Амхала раскрылись, и вновь последовал сладостный и горячий поцелуй. Руки юноши скользнули по телу девушки до самых ягодиц и сжали их до боли. Адхара почувствовала, как он всем телом прижался к ней и коснулся зубами ее губ. Когда Амхал схватил ее за грудь, девушку охватил безумный и безрассудный страх от столкновения с этой необузданной, грубоватой страстью.
Внезапно все прекратилось. Амхал, задыхаясь, резко отскочил в сторону. Он был потрясен до глубины души. В глазах юноши Адхара снова увидела то же неистовство, что и в первый день их знакомства.
— Извини, я…
— Нет, это я… — попыталась возразить девушка и вновь приблизилась к нему.
Но Амхал в ужасе попятился назад.
— Спокойной ночи, — пробормотал он и был таков.
Возле своей двери Амхал встретил Сана, который, так же как и прежде, приходил к нему почти каждый вечер с тех пор, как они начали совместные тренировки.
Амхал был очень взволнован. Его руки все еще ощущали тело Адхары, это безумное желание схватить девушку, укусить ее и разорвать на части. Смутное предчувствие, впервые поразившее молодого человека, когда он целовал Адхару, превратилось в нечто ужасное и вполне осязаемое. Его неистовство возникало не только тогда, когда он сражался. Оно постепенно поглощало всю его жизнь, вторгаясь в самые дорогие сердцу чувства, отравляя самые чистые душевные порывы.
Сан, должно быть, заметил его замешательство.
— Что-то не так?
Амхал покачал головой, скорее для того, чтобы отделаться от прежних ужасных ощущений.
— Вы искали меня, чтобы продолжить тренировки?
— Как всегда.
— Тогда я возьму меч и мигом вернусь.
Именно движения он больше всего хотел в эту минуту. Он жаждал с мечом в руках разделаться со своей яростью. Ведь когда Сан был с ним рядом, его не одолевал страх, и даже самые ужасные порывы ослабевали и обретали свою направленность. Подобное не случалось с Амхалом даже в присутствии Миры. Только Сан обладал особым умением уравновешивать его.
Проходя мимо скамьи, он бросил беглый взгляд на лежавшую на ней раскрытую точно посередине книгу Сана. Прочитав ее, юноша впервые почувствовал страх.
— В ней идет речь о Запретных формулах, — заявил Амхал, когда Сан спросил его, что он о ней думает.
— Так и есть.
Амхал недоумевал.
— Но ведь Запретная магия — это зло.
— Запретная магия — это оружие, которым каждый пользуется по своему усмотрению. Тем не менее она признана, хотя и не используется в полном объеме.
Сан произнес убедительную хвалебную речь о пользе Запретных формул. Амхал смутно ощущал, что в его уроках, в его подходе к магии было что-то неправильное и мрачное, хотя временами утверждения Сана звучали весьма соблазнительно. Несмотря на то, что юношу все еще одолевал страх, он горел желанием согласиться с этими доводами.
С тех пор Амхал смотрел на Сана с восхищением и с подозрением одновременно. Все это очень напоминало юноше ярость, день ото дня разраставшуюся в его груди: он чувствовал, что она несла зло, но при этом в ней было нечто привлекательное. В то же самое время Амхал не мог отказать Сану, поскольку относился к нему с благоговением и ощущал внутреннюю потребность следовать за ним.
Амхал вышел из комнаты с мечом в руках.
— Пойдемте, — произнес он почти с отчаянием.
На лице Сана промелькнула хищническая улыбка.
20
ХРАМ
Мира довольно редко встречался с Саном. И в жизни Амхала еще оставалось немало противоречий. Мира был его наставником, который днем знакомил юношу с умениями, необходимыми всаднику, учил его сдерживать свои порывы, открывая перед ним мир, полный солнца, в котором не было места для страха, а если тот и присутствовал, то был вполне управляем. Разум оказывался в состоянии рассеять любой из этих страхов.
Сан, наоборот, олицетворял собой ночь, мрачный соблазн. Он был таинственным учителем, который рассказывал о мире, где грань между хорошим и плохим была призрачна и ненадежна, и даже неистовство юноши теряло там собственные очертания, растворяясь в чем-то неопределенном, таком притягательном и опасном одновременно.
При встрече Сан и Мира дружески беседовали между собой. Но они вовсе не были близки. К тому же Мира ничего не знал о ночных занятиях своего подопечного.
— Все эти дни ты выглядишь усталым, — заметил он однажды во время занятий с Амхалом.
— Сейчас очень напряженный период. И к тому же меня мучает бессонница, — отвечал юноша. Однако Амхал не без гордости принимал похвалы своего наставника за собственные успехи в отражении ударов или какие-либо новые движения. Он думал, что учитель будет доволен этими занятиями с Саном, хотя и не решался открыто в этом признаться.
Поэтому Амхал был немало удивлен, когда однажды утром Мира вызвал его к себе.
— Мы собираем внеочередной Совет. Нужно срочно отправляться в путь.
Амхал согласно кивнул. Он был в полной готовности.
— Но ты не поедешь.
Юноша оторопел от неожиданности:
— Учитель…
— В городе складывается тревожная ситуация, — пояснил Мира. — Напряжение растет. Похоже, что болезнь приближается к городу. Нужно быть начеку. Принято решение о том, чтобы часть войск оставить здесь. Леарко и Неор отправятся на Совет только в сопровождении ограниченного круга лиц.
— Учитель, в любом случае я бы предпочел поехать вместе с вами…
— Ты продвинулся далеко вперед, — прервал его Мира. — Со своей стороны я больше не могу потворствовать этой твоей чрезмерной привязанности ко мне. Ты уже готов к самостоятельному полету, а это значит, что тебе пора учиться обходиться без моей помощи. Поэтому ты и остаешься.