Среди восковых фигур - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 12

Клеопатра! Куда же без Клеопатры. Громадные, обведенные сажей глаза, массивные изогнутые черные брови, ярко-красный рот и румянец на скулах, густая смуглость кожи. Всего слишком. Много золота и бирюзы, черные мелкие косички в золотых спиральках, сандалии, усыпанные камешками, – сидит в кресле, похожем на трон, согнув ноги в коленках, упираясь в них подбородком. Прищурилась, недобрый взгляд – смотрит в пространство, не иначе, замыслила подлую интригу. Опасная ядовитая райская птичка. В гибкой и тонкой фигуре чувствуется сила сжатой пружины: того и гляди, взметнется, разгибаясь, и ударит. Федор вздрагивает, заметив на спинке кресла черную в золотых ромбах змею. Две опасные непредсказуемые ядовитые гадюки. На табличке написано «Царица». Не Клеопатра, а царица. Почему? Ассоциация налицо. Похоже, мэтр не хочет держаться в историческом русле. Собственное видение? Федор задумался, спрашивая себя: что хотел сказать Мирона, выбиваясь из канонов. Какая разница между «царицей» и «Клеопатрой»? «Царица» – безлика, «Клеопатра» – реальная женщина. Надо будет спросить у Ивана, кто это. Должна быть живая модель, не может не быть, уж очень она реалистична. Было бы интересно взглянуть на оригинал.

А вот фигура вполне современная: небритый байкер в красной кожаной куртке, большой, широкоплечий, массивное лицо с выдвинутой вперед нижней челюстью, густые брови… Похож на Кинг-Конга. Руки в карманах, поза вызывающая, правое плечо вперед. Что же в них не так, вдруг подумал Федор, всматриваясь в грубое лицо экспоната. Он вспоминал кукол мадам Тюссо… Те другие. Спокойные, узнаваемые, несмотря на безликость, безукоризненные и мертвые. А эти… Статика! Именно! Те статичны. Эти – живые. Те – парадные портреты, эти реальны, и даже в обилии золота и украшений не производят впечатления штукарства, в каждой фигуре что-то глубоко личное… Как это сказал Иван: «Он вытаскивает из них нутро», или как-то так. Иван – тонкая натура, подмечает мельчайшие нюансы, судит как художник. Даром что пьяница. А что видит он, Федор? Иван позвал его для окончательного диагноза, как философа, для ответа на вопросы: «Как он это делает? И что он вообще такое?» Ивану непонятно, от бога или от дьявола обломился Мироне дар…

…Алхимик в черном колпаке и черной мантии, лицо фанатика-аскета: нахмурен, сжатый рот, впалые щеки, лоб испачкан сажей; в длинном завитом парике; углубился в чтение свитка, который держит перед собой обеими руками… Не читает, а вчитывается, уставившись в текст с безумным видом. Никак поиски философского камня…

Федор усмехнулся. Коллега в каком-то смысле. Представил себя в колпаке и мантии, как он заходит в аудиторию, а его встречают восторженные вопли студиозусов…

На стойке рядом с мастером – колбы с ядовитыми разноцветными растворами, металлические инструменты – щипцы, клещи, скальпель, скребки; над горелкой продолговатый запаянный сосуд с бурой жидкостью с выходящими из него трубками; грязные лужи на поверхности стойки. Федору показалось, что нос его учуял едкий запах химикатов.

Он шел дальше. Полная женщина с багровым самодовольным лицом… Что там полная – толстуха! В белом мужском пиджаке с огромными плечами, сидит в кресле, выпрямив спину, руки на подлокотниках. Хозяйка. Сбоку стоит длинный тощий негр, тоже в белом, с желтым шарфом вокруг шеи. Контраст разителен: туша женщины с мрачной багровой физиономией и тонкий гибкий негр с яркими белками скошенных на спутницу глаз и насмешливой ухмылкой ярко-красного рта. Его рука с неестественно длинными пальцами в кольцах, с ногтями, выкрашенными сиреневым лаком, лежит на плече женщины. Регина Чумарова и Игорек Нгелу Икеара, заклятые партнеры и совладельцы дома моделей «Икеара-Регия», друзья Федора – собственными персонами. Как живые. Даже живее. В их лицах можно читать, как в книге. Хабалка Регина, грубая, нахальная, прущая напролом, и иезуит Игорек, удачное дитя двух рас, хитрый, насмешливый, охотник-масаи с выдержкой слона, игрок, с которым Регине тягаться не под силу. Сосуществуют на одной территории, зорко наблюдая друг за дружкой, выбирая момент, чтобы «достать» противника и всадить в него жало. И самое удивительное, этот симбиоз рождает удивительной красоты образцы стиля и моды, а в одиночку, увы, оба проигрывают. Федор кивает им, удерживаясь от желания потрепать Игорька по плечу. Надо будет позвонить ребятам, сказать, что восхищен сходством… и вообще. Видел, мол, и проникся. Оба относятся к нему трепетно и всегда ему рады…

Он резко остановился перед зловещей фигурой в черном балахоне с протянутой проклинающей рукой: поленья костра, белый волк. Саломея Филипповна собственной персоной. Хороша! Смотрит на Федора с ухмылкой, словно говорит: «Что, философ, не ожидал?» Ожидал, мысленно отвечает Саломее Филипповне Федор. С самого начала знал, что ведьма. Разве такое скроешь? ^[8] Надпись на табличке: «Колдунья».

Федор вздрагивает, услышав сзади хриплое тяжелое дыхание, оглядывается и шарахается в сторону. Мирона наклоняется, протягивает руку и включает «костер». Раздается шум моторчика, и в воздух взлетают языки пламени; красные блики пляшут на лице и в глазах ведьмы…

Они смотрят друг на друга. Мастер и философ. Федор отводит взгляд первым. Он чувствует себя ничтожной букашкой, которую рассматривает под микроскопом спец по насекомым. Странное неуютное и неприятное чувство, никогда прежде им не испытанное.

Издалека слышен голос Ивана – он громогласно приветствует девушку Владу, явившуюся на фотосессию…

Вдруг взорвался айфон Федора, лежащий на столе у компьютера, и он вздрогнул. Взглянул на часы – они показывали четыре утра. Звонил фотограф Иван Денисенко.

– Философ, спишь? В такую ночь? – Ивана, похоже, распирало от восторга. Кроме того, он был изрядно пьян. – Выйди на балкон, посмотри, какая луна! Помнишь, песня такая была, сто лет назад. «Посмотри, какая луна»… Сейчас! Гварде ке люна! Помнишь? Классика! Какой-то итальянец пел. Про любовь и про море. Тото, вроде.

Песню Федор помнил. Иван заревел дурным голосом, страшно фальшивя. Споткнулся и замолчал.

– Что-то случилось? – скучно спросил Федор. Общаться с нетрезвым Иваном ему не хотелось. Настроение после посещения музея было на нуле. Перед глазами у него стояло напряженное лицо Мироны, рождая смутное беспокойство, природы которого Федор объяснить не мог.

Иван оборвал пение.

– Луна, говорю, сумасшедшая. А ты чего? Работаешь? Или спал? Как тебе мастер? Человечище! Личность! Скажи?

– Личность. Ты знаешь, который теперь час?

– Уже светает, мой юный друг. Бледная луна заходит и прячется в дебрях, уступая место… э-э-э… рассвету. Я в парке. Выходи, Федя! Посмотрим вместе на восход солнца. Река… с ума сойти! И небо уж бледно, и краски… э-э-э… тоже с ума сойти. Я вышел пофоткать. А воздух! М-м-м! Полный штиль, даже птички молчат. Выходи, философ!

– Я уже сплю, – соврал Федор.

– Не свисти, ты сидишь в компе, я тебя знаю! – обличил Иван. – А то я сам сейчас, хочешь? Настроение пацанское! Хочется жить, творить и любить. Прыгать в прорубь! У меня скоро персональная выставка, Мишаня Кротов, мой дружбан, обещал подкинуть. Классный мужик! Я тебе говорил.