Дом, в котором... - читать онлайн книгу. Автор: Мариам Петросян cтр.№ 29

Клянусь я вам, клянусь…

— Страшное дело! — прошептал чей-то голос с приглушенным смешком.

Один лишь ход и два коридора в нем,

в конце моя спальня,

Мы в ней вчетвером.

Я самая старая, я скоро умру,

Не бейте меня сегодня,

дайте вернуться в нору!

Впотьмах горестно завздыхали.

Я ощупал мешочек на шнурке. Он был мягкий, заношенный и наглухо зашитый, без отверстий. Внутри лежало что-то острое, хрустнувшее под пальцами. Может, и вправду скорлупа. Или чипсы. Собственные движения казались мне замедленными, мысли мешались и путались. Я попробовал собрать их во что-нибудь связное, но получались только невнятные обрывки. «Распороть этот мешочек… посмотреть… проверить носовые платки Лорда. Спросить, почему он не хочет, чтобы знали про Дорогу». В то же время, я понимал, что завтра вряд ли вспомню, о чем думал сегодня. Я вообще, наверное, мало что вспомню.

Проснулся Лэри — его голос я отличал даже спьяну — и начал рассказывать историю об ужасном снеговике. Его опять прервали. Оказалось, про снеговика Лэри рассказывает уже не первый год, и все, кроме меня, знают эту историю наизусть. Лэри сказал, что они боятся. Что это самая жуткая на свете история и не всякий в состоянии ее выслушать.

Потом принесли воду. Стакан пропал, так что я стал ждать пущенной по кругу бутылки, но кто-то перевернул ее, пролив воду на кровать, и все заорали и повскакивали. На меня уронили пару книг и подушку. Выбравшись из-под них, я тут же зарылся обратно, потому что яркий свет ослепил меня.

Проморгавшись и придя в себя, я снова вынырнул и сразу нашел потерявшийся стакан. Он валялся в складках пледа, тихо истекая остатками «Хвойного». На выключателе лежала рука Слепого. Он один не жмурился, злорадно выжидая пока стихнут общие стоны. В другой руке он держал три влажные бутылки, каким-то чудом перевив их горлышки невозможно длинными пальцами. Сообразив, что это он ходил за водой, я удивился. Странно как-то в четвертой обстояли дела с субординацией.

Половина стаи уже перекочевала на пол. Горбач с Македонским открыли окна и побросали на пол матрасы. Я попробовал спуститься с кровати без посторонней помощи, хотя у меня это и в трезвом виде не всегда получалось. Черный поймал меня, перевернул и оттащил на матрас. Я долго благодарил его, путаясь в словах. Магнитофон включили, свет выключили. Македонский набросил на нас с Лордом одеяло, потом еще одно на лежавших рядом. Слепой раздал последние бутылки с водой.

Я лежал, кутаясь в свой краешек одеяла, и мне было хорошо. Я стал частью чего-то большого, многоногого и многорукого, теплого и болтливого. Я стал хвостом или рукой, а может быть, даже костью. При каждом движении кружилась голова, и все равно давно уже мне не было так уютно. Если бы утром кто-то сказал, что я проведу эту ночь вот так, разомлевший и счастливый, напиваясь и слушая сказки, смог бы я в это поверить? Пожалуй, нет. Сказки. При выключенном свете, с нестрашными драконами и василисками, с дурацкими снеговиками…

Я чуть не заплакал от наплыва нежности к своим состайникам, но вовремя спохватился, что это будут пошлые, пьяные слезы.

— Я красивый, — сказал урод и заплакал…

— А я урод, — сказал другой урод и засмеялся…

Ночь продолжалась.

Дом принадлежал старшим. Дом был их домом, воспитатели присутствовали, чтобы поддерживать в нем порядок, учителя — чтобы старшим не было скучно, директор — чтобы не разбежались учителя. Старшие могли жечь в спальнях костры и выращивать в ваннах грибы-галлюциногены, никто им ничего не мог запретить.

Они говорили: «спица колес моих», «застойный крен в костях», «деятельно присутствующие части тела», «косящий под литургию». Они были лохматы и пестры. Они выставляли острые локти и смотрели замораживающе. От их злой энергии дрожали стекла в оконных рамах, а кошки нежились в ней, обрастая искристой аурой. Они заключали между собой браки и усыновляли друг друга. Не было надежды проникнуть в их мир. Они его придумали сами. Свой мир, свою войну и свои роли.

Из-за чего началась их война, не помнил никто. Но они были людьми Мавра и людьми Черепа, делились на черных и красных, как шахматные фигурки. Перед их драками Дом замирал и, затаив дыхание, ждал. Перед драками они запирали младших в спальнях, поэтому для младших их драки были жгучей, щекочущей тайной за двойным поворотом ключа. Чем-то прекрасным, до чего еще предстояло дорасти. Они ждали исхода этих сражений, отчаянно царапая замки и прислушиваясь. Кончалось это всегда одинаково. Старшие забывали отпереть дверь, и младшие оставались пленниками своих спален до утра, до прихода воспитателей. Как только их выпускали, они бежали обнюхивать поле боя и искать следы, которых уже не было. Позже из подслушанных разговоров они узнавали подробности. Тогда большая игра старших переходила в их маленькие дворовые игры и терзалась до тех пор, пока не надоедала.

Мимо дверей пятнадцатой спальни Кузнечик крадется на цыпочках, как вражеский лазутчик. Из комнаты доносятся голоса. Вдруг все они смолкают, как по команде, и в тишине слышен только тихий сип. Кузнечик заглядывает в приоткрытую дверь.

Фиолетовый Мавр сидит спиной к двери, совсем близко. Как зачарованный, Кузнечик рассматривает его шею. Если бы кого-то покрыли миллиардом татуировок, так чтобы они смешались и налезли друг на друга, получилась бы именно такая странная шея. Розовые уши на ней — как приклеенные. Мавр сипит, выбулькивая слова-колючки, и голова его вздрагивает, а уши движутся отдельно, сами по себе, маленькие и розовые, как у крысы. Кузнечик смотрит на Мавра, на спинку его коляски, где есть держалка для зонтика и крючок, и еще много всего непонятного, чего не бывает на других колясках. Он вслушивается в сип, но ничего не может разобрать. Очкастый колясник в пижаме отвечает Мавру, почтительно прикрыв рот ладонью. Он замечает Кузнечика — глаза его делаются круглыми — и одними губами произносит:

— Брысь!

Кудрявая голова Мавра начинает поворачиваться. Кузнечик отлетает от двери и бежит по коридору быстрее ветра. Он — единственный из младших ходячих, кому запрещен вход в комнаты Мавра. 15, 14, 13. Другие могут входить туда, но не он. В комнатах Мавра можно стать подносчиком того и этого, кипятильщиком воды, чистильщиком обуви или мойщиком посуды. Можно стать резчиком колбасы для бутербродов, которые Фиолетовый поглощает в огромном количестве, один за другим. Это плата за общение со старшеклассниками. Для тех, кто плохо справляется с поручениями, Мавр держит в коляске ремень. Этот ремень снится младшим в кошмарных снах. Ремень Мавра, сам Мавр и его голос — скрипучий голос Лилового Чудовища. Возвращаясь из его комнат, мальчишки проклинают Фиолетового и показывают друг другу рубцы от ремня на ладонях.

Кузнечик им втайне завидует. Их ранениям, рассказам и жалобам — всему, что объединяет их в ненависти к Мавру. Это их приключения, их переживания. Он в стороне от этого.