Дом, в котором... - читать онлайн книгу. Автор: Мариам Петросян cтр.№ 123

Она выходит из класса, раздумывая, стоит ли возвращаться к Кошатнице, но думая об этом, уже идет в противоположную сторону. Кошатница обижена. Возможно, ей станет легче, если она обрушит на кого-то длинный перечень своих обид, но Русалке хочется по возможности отдалить этот момент. Пусть это произойдет перед сном. Еще лучше завтра.

В коридоре мало народу. Два матрасных завала заняты, остальные пустуют, телевизор выключен. Многие еще гуляют в мальчиковом крыле. Проходя мимо воспитательского блока, Русалка по привычке старается сделаться незаметной, но ей это не удается. Длинношеяя Душенька, сидящая в кресле, установленном прямо в дверном проеме, окликает ее:

— Эй, детка, погоди-ка…

Русалка останавливается, затаившись под волосами.

— Иди сюда. Я как раз собиралась с тобой поговорить, — Душенька выбралась из кресла и отодвигает его вглубь комнаты, освобождая проход. Русалка заходит.

На крошечном столике, заваленном пакетами с едой, шипит кофеварка. Трижды в день воспитательская меняет свой облик. В часы дежурств Крестной здесь царит угнетающая чистота. Ни пылинки, ни соринки, ни одного лишнего предмета. Крестная здесь не ест, не читает журналов и не пьет кофе. «И уж, конечно, не накладывает макияж», — думает Русалка, приметив два карандаша для век в блюдце с арахисом. Два патрончика — черный и коричневый — и клочок испачканной в туши ваты. «А потом она этот арахис сгрызет», — с неожиданным отвращением думает Русалка. В часы Душеньки в воспитательской комнате полный бардак, и девушки удивляются только тому, как быстро Крестной удается его ликвидировать, едва переступив через порог.

Душенька выдергивает из розетки шнур кофеварки и скидывает со второго кресла стопку журналов.

— Садись сюда. Разговор будет долгим.

Русалка послушно садится на краешек кресла. Душенька, расположившись напротив, достает сигареты. Покосившись на ее туфли с золотистыми мысками, Русалка прячет ноги в поношенных кедах под кресло.

— Ты теперь ходишь к мальчикам, — Душенька выпускает из округленных губ струйку дыма. — Не спорь, я знаю, что это так.

Русалка, и не собиравшаяся спорить, отслеживает вознесение и таяние дыма на фоне закопченного потолка. Потом переводит взгляд на Душеньку.

— Да, — говорит она. — Я хожу туда.

— А не считаешь, что тебе, быть может, не следовало бы этого делать?

Русалка думает о Кошатнице. Уж не пожаловалась ли та, что ее надолго оставляют одну?

— Нет. Не считаю.

— Многие девочки завели себе там приятелей. Думаю, ты об этом знаешь?

— Знаю, — кивает Русалка. — Только это по-другому называется.

— Неважно, — Душенька бросает на нее недовольный взгляд из-под серебристой челки. — Неважно, как это называется. Важно, чем они занимаются. А еще важнее, чем эти занятия для них могут закончиться. Ты ведь понимаешь, о чем я, душенька? Я считаю, не стоит копировать других только потому, что не хочется выделяться. Например, если девочка не предрасположена к определенному стилю поведения. Или если ей не хочется, чтобы ее считали несозревшей. Ты со мной согласна?

Русалка хмурит брови:

— Нет. Вы обо мне говорите? Откуда вы знаете, к чему я предрасположена, а к чему нет?

— Уж позволь мне судить. — сладко улыбается Душенька. Я-твоя-воспитательница-никогда-не-спорь-со-мной-дура! — Позволь мне судить, кто к чему предрасположен в этом заведении, душенька. Я ведь здесь работаю немало лет. У тебя там есть симпатия? В соседнем коридоре.

Русалка смеется. «Симпатия!» Так могла бы выразиться чья-нибудь прапрабабка. «Кавалер». «Дружок». С ума сойти! «Симпатия» — это что угодно, только не Сфинкс. Она представляет, какое у него будет лицо, скажи ему кто-нибудь, что он ее симпатия — и корчится от смеха, не в силах сдержаться, несмотря на то, что негодование на лице Душеньки постепенно переходит в открытую злость.

— У меня нет там любовника, — говорит Русалка, перестав смеяться. — Но скоро будет. Я постараюсь, чтобы тот, кого вы обозвали «симпатией», им стал. Он еще не знает об этом, но скоро узнает.

— Ах, ты!.. — Душенька давит окурок о край стола, — Ты хоть понимаешь, о чем говоришь, дурочка! Не успела вылезти из пеленок, а туда же — любовника ей! Ты еще слишком мала, а твоему кандидату в любовники голову надо оторвать, если он этого не понимает! Что я и сделаю сию же минуту! Как его зовут, этого идиота?

Русалка молчит. Она меня не слышала что ли? Ей вдруг становится грустно. Как здорово было бы сидеть здесь, выслушивая ругань Душеньки, если бы все это было правдой. Как ей было бы тогда спокойно и безразлично. И это, и воркотня Кошатницы… Но почему бы не представить, что это так? Если она не верит в собственное колдовство, разве оно сможет подействовать на других?

— Сфинкс, — говорит она с пугающей смелостью. — Это Сфинкс. Он еще не знает, что я выбрала его. Поэтому очень удивится, если вы явитесь отрывать ему голову.

Она злорадно отмечает изумление Душеньки и угасание ее боевого пыла.

— Сфинкс, — повторяет та, прикусив перламутровый ноготь. — Вот уж не думала… Странный у тебя, однако, вкус, милочка. Ты всерьез намерена его охмурить? Я бы на твоем месте поискала другой объект…

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Русалка чужим, нехорошим голосом.

— Безрукий, лысый… — Душенька загибает когтистые пальцы, перечисляя, — перенесший бог весть какое заболевание, которое так и не удалось диагностировать… Выглядит на все двадцать пять… Нет, определенно. На твоем месте, я бы поискала кого получше.

— Не думаю, — отвечает Русалка медленно, — что вы в этом хоть немного разбираетесь.

— В чем? — хмурится Душенька.

— В любви, — отвечает Русалка. — Не думаю, что вы знаете, что это такое.

Глаза Душеньки делаются совсем узенькими:

— Как ты со мной разговариваешь, детка! Не слишком ли нагло?

— Не слишком. И я вам не детка.

Душенька вскакивает с намерением дать ей затрещину, но Русалка вскакивает быстрее, отбегает и отгораживается от нее креслом.

— Только попробуйте!

— И что будет? — интересуется Душенька, дергая кресло на себя. — Да за твою наглость тебя следовало бы отлупить до крови, мерзавка ты эдакая!

Русалка с силой толкает кресло на воспитательницу и выскакивает за дверь. Здесь она останавливается, уверенная, что Душенька не станет приводить свои угрозы в исполнение у всех на виду.

— Почему? — спрашивает она. — Почему вы позвали меня? Почему не Рыжую? Она ходит на ту сторону чаще, а старше меня всего на месяц. Но ей вы никогда ничего не скажете! Со мной проще! Меня вы презираете, так ведь?

Душенька, все еще отгороженная креслом, смотрит на нее зло, как дикая лошадь, рвущаяся из загона.

— Дура! — говорит она громким шепотом. — Убирайся! Иди, делай, что хочешь и с кем захочешь! Я желала тебе добра!