Что еще осталось из принципиальных вопросов? Взрывчатка. Конечно, это будет динамит. Есть ли он в это время? Надеюсь. Кое-что я и сам подметил тут, на местности. Керосиновые лампы указывают на существование нефтепромышленности. Нефтепромышленность в России память связывает с именем Нобеля, который этот самый динамит и изобрел. Причем военные с этим веществом, кажется, не связывались. Его применяли при прокладке тоннелей. Не исключено, что сейчас цилиндрические шашки хорошей разрушительной силы можно просто купить в магазине.
Для тех мин, что я задумал, вряд ли я найду что-то лучшее.
* * *
Третий вечер в трактире прошел… Ладно. Изложу по порядку. Сначала просто получилась накладка. Я доводил до ума свои любимые отбивные по-бархотному, когда группа молодых людей в путейских мундирах заглянула к нам на голосок Варвары, выводившей «Он говорил мне: будь ты моею». Парни оказались выдержанные, малопьющие, но изголодавшиеся по простой домашней еде.
Пришедшая вслед за ними купеческая компания, не дожидаясь особого приглашения, сдвинула столы и потребовала «как обычно». Потом заявились «графья», причем не одни, а с довеском из еще одной пары, при виде которой Макар просто позеленел от огорчения. Я с ужасом подумал, что только «голубков» – любителей чая нам и не хватает, а они тут как тут. Да снова не одни, а с компанией. Но все было еще более-менее приемлемо до тех пор, пока не прозвучал припев ко второй «пиратской»:
Пей, пей, пей, пей,
Пей до потери сознания,
Пей до тех пор, пока видишь друзей,
Пей, пей, пей.
После этого хмельное полилось рекой, а кухонная плита стала напоминать пылающий мартен. Макар буквально порхал между столами, а я еле успевал нарезать, мять, переворачивать. Как ни странно, никто не перебрал и не передрался. Разошлись все дружно, словно сговорились. Я вышел на крыльцо отдышаться и с удивлением услышал, как одна из компаний, удаляясь куда-то вдоль реки, распевает:
Помнишь, Акулька, мгновенье?
Чистил я скотский сара-ай,
Ты мне на лапоть ступила,
Будто совсем невзначай.
Я тебя сдуру лопатой
Крепко огрел по спине,
Ты крикнула «черт полосатый!»
И улыбнулася мне.
Кажется, следующего вечера нам не пережить. Я весь мокрый, как мышь.
* * *
События дня на этом не закончились. Макар устроил Игорю выволочку за плохую оценку по математике.
– Папенька мне наказал вас, оболтусов, выучить и в люди вывести! Шкуру спущу! – примерно такая аргументация с легкими вариациями. И нелегкими.
После этого мы уселись разбираться с задачками, из-за которых разгорелся скандал. Знаете, ничего страшного. Против нашей советской школы по части математики гимназия девятнадцатого века все же попроще будет. Правда, с переводом фунтов в пуды я слегка затруднился, но ничего страшного. Все у нас получилось. Единственное, что мне не понравилось, это задумчивый взгляд Варюнделя, обращенный в мою сторону.
Девка нынче в страшном возрасте, а я, хоть и немолод, но и далеко еще не древняя развалина. Как бы не случилось в этой чернявой головушке обычной девичьей глупости!
* * *
Спускаюсь я себе со второго этажа и вижу господина в непонятном мундире с незнакомыми знаками различия, пьющего кофий. Макар в его присутствии держится с некоторым подобострастием, хотя на городового или жандарма гость не похож.
– Петр Семенович? – мужчина встает и церемонно мне кивает. Это, видимо, остатки обычая раскланиваться при встрече еще не до конца выветрились из обихода.
Осталось ответить тем же и подтвердить, что это действительно я.
– Имею честь руководить здешней мужской гимназией и предложить вам, милостивый государь, место преподавателя математических дисциплин. – А господин, видать, совсем заждался, если с первого же мгновения берет быка за рога. Или меня за здесь, как сказали бы в наше время.
Ну да не в том дело. У меня ведь никаких документов нет, кроме седины в бороде, которая не позволит сильно исказить возраст. В остальном же я – личность абсолютно неопределенная. А уж засвидетельствовать получение мною какого-либо образования вообще немыслимо. Тем не менее говорить об этом напрямую не стоит. Я вообще не представляю, как в эту эпоху удостоверяли личность или гражданское состояние. Короче – застали меня врасплох. И как выкрутиться?
– Знаете, э-э?..
– Илья Николаевич. – Отлично, имя, как у отца Ленина. Не спутаю.
– Очень приятно, Илья Николаевич. Так вот, сам я, как вы понимаете, учился давно, а с тех пор в программе преподавания могли произойти изменения…
– Не извольте беспокоиться, – мой собеседник достает из портфеля папку и подает мне. – Тут полный перечень требований.
Сразил. Ничего не скажешь. Никак не ожидал подобного напора.
Разумеется, я сразу и пролистал эти преимущественно рукописные страницы, продираясь через яти. Да ничего страшного, эту элементарщину я помню отлично, потому что практически всем пользовался на работе. Я ведь инженер в области приборостроения, причем занят был разработками. Считай – хлеб мой насущный. Математика это не физика, где неосторожным словом можно учинить революцию.
– Что же, Илья Николаевич. Ничего сложного в этом нет, – сказал, и молчу. Не хочу делать ход. Нарочно строю разговор так, чтобы мне предлагали, а я выбирал.
– В таком случае вот расписание уроков и вспоможествование. Завтра утром Варенька покажет вам, куда идти.
Деньги не в конверте. Прямо бумажками лежат на столе и… а-а… А нечего щелкать клювом. Собеседник-то мой уже тю-тю. Это, выходит, взял он меня за… не дал времени отказаться. Странное, однако, время. И люди в нем странные. Не такие, как у нас.
Смотрю на Макара.
– Так, дядя Петя! Замучился уже господин директор учителя на это место искать. А Варьке он доверяет. Она – не то, что Игореха-оболтус.
Хозяева, и старший и младшие, уже давно меня зовут дядей Петей. С позавчера еще. А мне не жалко. Только вот что делать? К новому повороту судьбы я совершенно не готов. Так и стою в нерешительности.
– К Ефиму ступайте. Вправо по улице пятый дом. Он к утру сошьет мундир-то. – Макар говорит убежденно, ни в малейшей степени не сомневаясь в том, что мне следует немедленно принять предложение и приступить к преподаванию. – Только не съезжайте от нас. Хорошо? А в трактире я управлюсь, мне все равно придется половых нанимать на вторую половину дня. И без отдельного повара уже никак не управиться.
А сам довольнехонек. Эх, знала бы молодежь, как легко читаются на юных лицах все их мысли!
* * *
Ефим – портной, живущий по соседству, пока снимал мерки, выложил мне про приютившее меня семейство всю подноготную. Он дружен был с родителями молодых людей и все сокрушался, что погибли они о прошлом лете. А вот отчего – не помянул. Да я и не спрашивал. Если человека не перебивать вопросами, он больше выложит.