Но, что важно, эти отделения носят временный характер. Когда талантливые резчики заканчивают свою работу, тапу снимается; это происходит не автоматически, а требует специальных действий и подтверждения. Завершенный дом становится доступен всему сообществу. Протокол определяет взаимодействие внутри дома между разными людьми, вещами и поступками, обладающими различными видами мана и тем самым облеченными различными видами тапу, ограничений, рамок и допущений. Вкратце – вещи отделены друг от друга, пока они не собраны вместе. Совместные дыхание и прием пищи гостями и хозяевами устраняют тапу и делают дальнейшую близость и общение возможными. Простой факт различия жизненно важен, пока он не прекращает быть значимым. Различие налагает ограничения, запреты и обязательства на людей, пока эти различия не становится неинтересными и пока их не перекрывают другие важные вопросы. Иногда различие становится причиной встречи и, в случае уважительного («бережного» и «конструктивного» в терминологии Мэри Блэк, см.: Black 1977) согласования, приводит не к единообразию, но к взаимности. Таковы динамика и условия взаимосвязанности социальных процессов в многовидовом космосе, в котором выразительное утверждение границ готовит людей к кооперации и другим формам взаимодействия.
Традиция / кореро тахито
Когда Тауваи рассказывает о том, на что направлена «религиозная деятельность» его народа – и в Рауториа и в окрестностях, – он пишет о деревьях и сладком картофеле, о том, как режут по дереву, копают, кормят и привечают гостей. При первом прочтении «древних объяснений» в пересказе Тауваи велик риск обратить слишком много внимания на эти «сверхчеловеческие контролирующие силы». Но становится ясно, что кореро (рассказ) на самом деле повествует о способности личностей (людей и не-людей, деревьев и не-деревьев, картофеля и не-картофеля, божеств и не-божеств) действовать в мире, будучи по-разному одаренными, а также ограниченными и связанными своими врожденными, изменчивыми и всегда динамическими отношениями. Врожденное и приобретенное знание должно помочь людям выбрать из различных возможностей, открывающихся, когда (и только если) они действуют среди других, вместе с ними и по отношению к ним. Религиозные истории могут описывать «сверхчеловеческие контролирующие силы», но их рассказывают в контексте религиозной деятельности, посвященной отношениям между личностями в более-чем-человеческом мире (в котором люди не являются сверхотделенными).
Тауваи с уверенностью утверждает, что религиозная деятельность нгати-иэпохату имеет место тогда, когда они рубят деревья и из полученной древесины возводят здания, а также выращивают и выкапывают сладкий картофель для того, чтобы накормить гостей. Тем самым оказывается, что религия – деятельность, вплетенная в проживание жизни этого мира. Участвуя в ней, люди ищут позволения и предлагают умиротворение после совершения необходимых действий. Люди осваивают религию посредством рассказов и обсуждения (словом и делом) традиций, связывающих воедино миф, память, повторение, авторитет и сообщество, в котором они передаются. Используя понятия маори, мы можем назвать это кореро тахито (древние объяснения), что подтверждает рабочее определение религии, предложенное Даниэль Эрвьё-Леже, как «цепи памяти» (Hervieu-Leger 2000, 2008), или утверждение Джеймса Кокса о том, что религия отчасти определяется как «традиция, авторитетным образом передаваемая от поколения к поколению» (Cox J. L. 2007:85). Действительно, в повествованиях предков, пересказываемых Тауваи (которые обычно рассказывались совсем для других задач, нежели описание или определение «религии»), гораздо больше того, что соответствует пониманию религии как традиционной и общинной.
Тем не менее, когда у Тауваи появляется возможность говорить о цели религиозной деятельности, он не упоминает верования или постулируемые альтернативные реальности. Он практически не говорит о трансцендентном или сакральном (как сверхотделенных сферах). Не оказываются и люди, исполняющие религиозные действия, сверхотделенными от других существ или видов. Скорее, Тауваи обращается к актам насилия, необходимым для жизни в этом мире. Он говорит о религии как о действиях, позволяющих виновникам повседневных, рутинных и необходимых, хотя запрещенных и опасных, актов насилия выживать и процветать. Он обращается к традиции для достижения нетрадиционной цели – определения религии. Не стоит полагать, будто он пересказывает истории скорее религиозные, нежели социальные, экологические или практические. На самом деле он пишет о социальных актах, о поведении, которое делает космос, мир и местность пригодными для жизни существ разных видов. Религия имеет дело с вырубкой леса и выкапыванием картофеля, поскольку без религиозной деятельности никто не переживет цикл насилия. Напротив, процессы взаимности и диалога могут иметь место, создавать пространство, устанавливать пределы, в которых люди могут стоять прямо, делать из незнакомцев гостей, делить дыхание и пищу и продолжать искать новые пути установления взаимных отношений.
Восстановление отношений и рек
Приглашение поучаствовать в историческом событии на склонах горы Руапеху, возвышающейся над центральным плато Северного острова Аотеароа, позволило мне увидеть, как применить идеи Тауваи «где-то там». Он недвусмысленно говорит о том, что обсуждает знания и практики своего народа. Тем не менее, если предположить, что его утверждение о том, что «целью религиозной деятельности здесь оказывается ‹…› совершение насилия безнаказанно», можно распространить на более обширный материал, то оно должно быть релевантно для сообществ маори и за пределами Руаториа.
В марте 2011 года нгати-ранги (туземное сообщество, живущее вокруг горы Руапеху) подписало соглашение с компанией Genesis Energy. В течение некоторого времени вся вода из двадцати источников на горе использовалась Genesis Energy в цикле генерации электроэнергии. После долгих переговоров производитель и поставщик энергии согласился часть воды пускать по изначальным руслам, чтобы вода снова начала спускаться с горы к морю. В ознаменование этого события день начали собранием в мараэ, которое заново закрепило коммуникацию между местными жителями и их гостями, а также стало (социальной) проверкой властных отношений между «обычными» людьми и представителями и управляющими энергетической компанией. Затем кортеж автобусов и машин перевез всех выше по склону к руслу одного из ручьев. Здесь после произнесения очередных речей было подписано и заверено соглашение сторон.
Это событие было бы вполне реально описать с помощью небольшого числа стандартных (еврохристианских) «религиозных» терминов, а то и вовсе без них. Оно может быть представлено как политическое и культурное взаимодействие, в ходе которого получили признание права туземного населения на образ жизни и жизненное пространство. Полноценное описание потребовало бы зафиксировать и проанализировать наличие молитвы или благословения в межкультурном событии. Такие молитвы были не просто культурной упаковкой межкультурного события, во всем остальном остававшегося секулярным. Это событие не только публично ознаменовало соглашение о том, что источники воды будут переданы из-под контроля Genesis Energy нгати-ранги и их соседям. Это не просто момент признания права маори на справедливость. Отличия мана, опосредованные протоколами и практиками табу, проявлялись во всем происходившем, но и их можно было бы адекватно описать как социальные процессы. Есть ли здесь какой-то признак религии, который следует принять во внимание? Если исходить из того, как принято описывать культуру коренных народов, то маори следовало бы приписать почитание священных горы и ручьев, веру в то, что предки присматривают за всем происходящим, и представления о том, что значимость воды далеко не повседневна. Не оспаривая эти утверждения, мы все же усматриваем в этом событии куда больше от «безнаказанного насилия» Тауваи.