В Англии поднялась настоящая буря, возбудились и англиканцы (державшие тогда большинство в парламенте), и протестанты всех толков. Снова по стране поползли слухи о зловещем «папистском заговоре». Мария-Беатриса была католичкой, а Иаков к тому времени уже не скрывал, что исповедует католицизм, нарушая все тогдашние законы, держал при себе католических священников, и они в его дворце открыто служили мессу. Вновь поползли разговоры, что Иаков вот-вот с потрохами продаст Англию Ватикану. Так что вся надежда на добрых англиканок Марию и Анну.
Надо сказать, семья у Иакова была дружная. Мария и Анна отнеслись к юной мачехе с симпатией, благо были почти ровесницами: Мария была старше итальянки всего-то на четыре года, Анна – на семь.
Идиллия продолжалась недолго. Виги наседали, всерьез опасаясь, что Мария и Анна, воспитываясь у отца-католика и мачехи-католички, от «истинной» веры отшатнутся и угодят в тенета «клятого папизма». В конце концов Карл Второй, всю жизнь умело балансировавший между основными религиями и озабоченный будущим династии, форменным образом, говоря по-современному, лишил младшего брата родительских прав. Девушек забрали из отцовского дома и отдали на воспитание епископу Лондонскому Комптону. Иакову, как любому нормальному отцу, это страшно не понравилось, но он ничего не мог поделать.
Протестантам этого показалось мало, и они состряпали грандиозную провокацию, сочинив заговор, по которому якобы католики во главе с иезуитами (ну что за заговор без зловредных иезуитов?) хотели убить короля и возвести на трон герцога Йоркского, который, соответственно, и продаст Англию Ватикану за смешные деньги.
Первое время дела у них шли удачно – за участие в мнимом заговоре казнили трех католиков-мирян и пятерых попавшихся под руку иезуитов. Но потом провокаторы заигрались – стали обвинять в государственной измене саму королеву, а парламент принял акт о лишении Иакова прав наследника престола. Вдобавок образовался уже не вымышленный, а самый настоящий заговор под руководством нескольких знатных лордов и кровно заинтересованного герцога Монмута. Я о нем раньше уже писал вскользь: тот самый заговор, по которому следовало засесть в домике возле дороги, по которой часто проезжали король и Иаков, и расстрелять их из окон. Ну а на трон возвести Монмута в обход Марии и Анны.
Парламент король распустил, заговор, выданный кем-то из своих, разгромил. Двое благородных лордов расстались с головами, остальные тоже без наказания не остались. Герцог Монмут вымолил у отца прощение и, как уже поминалось, отделался недолгой ссылкой в Голландию.
Герцог Йоркский остался на коне. Вопреки действовавшему тогда парламентскому акту, запрещавшему назначать католиков на какие бы то ни было государственные должности, он официально получил и пост королевского наместника в Шотландии. И устроил там ковенантерам вторую Варфоломеевскую ночь – некоторое время шли форменные бои между отрядами ковенантеров и войсками герцога Йоркского, но до гражданской войны дело не дошло. Как исстари водилось, часть влиятельных шотландских лордов (несомненно, за хорошую денежку) перешла на сторону герцога и помогла добить ковенантеров. А шотландский парламент добровольно и с песней принял решение: герцог, хоть и папист, не может быть лишен прав наследника престола. Главу протестантской оппозиции лорда Аргайла судили и приговорили к смерти за государственную измену, но он сумел бежать, переодевшись пажом, в свите своей дочери, леди Софи Линдсей. Мы с ним еще встретимся в следующей главе.
Некоторые шотландские вельможи, узнав, что леди Софи помогла отцу бежать, предложили прогнать молодую женщину кнутом по улицам Эдинбурга. Герцог Йоркский, к его чести, эту веселую потеху запретил, сказав, что у англичан не принято так обращаться с дамами. И вернулся в Англию, где занял посты члена Королевского совета и первого лорда Адмиралтейства – опять-таки вопреки тому самому закону «Тест-Акт», по которому католики были лишены права занимать какие бы то ни было должности на государственной службе…
Немного об английских пиратах того времени. Они главным образом, как и их иностранные коллеги по ремеслу, кучковались во Флибустьерском, Карибском море, где условия были самые для них благоприятные. Главные острова принадлежали нескольким государствам – Французская Тортуга, голландский Кюрасао, английские Ямайка и Барбадос, испанские Эспаньола (Куба) и Гаити. Кто-нибудь с кем-нибудь постоянно воевал, а если не воевал, то все равно старался под шумок захватить торговые суда потенциального противника или ограбить его береговые поселения. В этих условиях пираты были как нельзя более кстати – им охотно выдавали каперские свидетельства, за которыми сами пираты стояли в очереди: эта бумага делала их в некотором смысле респектабельными. Испанцы по каким-то своим причинам каперские свидетельства не выдавали до самого конца XVII в., а вот французский губернатор Тортуги д’Ожерон развернулся не в пример шире, чем многие его коллеги. Рафаэль Сабатини в романе «Хроника капитана Блада» описал его в большом соответствии с исторической правдой. Д’Ожерон выдавал каперские патенты налево и направо, а кроме того, позволял отстаиваться в портах Тортуги любому, кто платил десятую долю с добычи. Будучи не только королевским чиновником, но и представителем французской Ост-Индской компании, он еще скупал добычи по ценам дешевле рыночных, а тем пиратам, кто выручку не проматывал, а откладывал денежки на будущее, выдавал векселя на надежные банки Франции – конечно, за процент.
Однажды он организовал интересное мероприятие – поставку пиратам жен. Население Ямайки было не таким уж большим, веселых красоток с пониженной социальной ответственностью на всех флибустьеров не хватало – к тому же многие из них, люди степенные, стремились обзавестись постоянной подругой жизни: чтобы на берегу был и домик, и хозяйство, и обед на столе, и теплая постель.
Д’Ожерон придумал нестандартный ход. Во Франции агенты Вест-Индской компании устроили массовую вербовку кандидаток в невесты. Без всякой щепетильности откупили у начальства тюрем и исправительных домов воровок и проституток, искали подходящих девиц по тавернам, улицам и базарам. Соглашались многие – не столько из любви к приключениям, сколько из желания «завязать» в далеких краях, где о их прошлом никто не знает, стать вполне себе приличными хозяйками домашнего очага. Ну а то, что мужья будут пиратами, их как-то не пугало – главное, чтобы был достаток в доме и денежки муженек не в кабаке прогуливал, а домой приносил.
В центр Ямайки, портовое поселение Бас-Терра, привезли около сотни женщин. И на следующий день состоялся самый натуральный аукцион: прибывших по очереди выводили на всеобщее обозрение, пираты выкрикивали свою цену, ставки росли, и в конце концов, как водится на всяком аукционе, девушка доставалась тому, кто платил больше всех. Очередную супружескую пару тут же венчали. Современники и очевидцы рассказывали потом, что большинство таких браков оказались вполне счастливыми. На аукционе д’Ожерон заработал прилично, да к тому же увеличил число «добросовестных» подопечных: одинокий флибустьер без кола и двора и женатый, которому нужно содержать дом, жену и не замедливших появиться детей, – две большие разницы.
Женатый трудится гораздо более прилежно – к чему бы ни прикладывал руки, к мирному ремеслу или морскому разбою.