Бедный Даниэль. Выбора у него не было. Его мнения никто не спросил.
— В тринадцать лет он сбежал из дому. Полиция нашла его через четыре месяца, исхудавшего и страшно ослабевшего. Он прятался в подвале, из которого практически не выходил. Ваши родители решили, что его необходимо поместить в специализированное учреждение, и отдали в школу, созданную вашей матерью.
— ЦИОДА… Центр по Изучению Одаренных Детей Аутистов, — говорит Ким.
— Он оставался в ней до тех пор, пока не открылись его необыкновенные способности математика-прогнозиста. Им заинтересовались финансовые круги. И его взяли на большой оклад в фирму страхования.
— И там он изобрел Пробабилис.
Кассандра смотрит на часы, которые показывают безмятежные тринадцать процентов.
— Все шло хорошо до того момента, пока…
— …пока он не решил провести опыт с прыжком с башни Монпарнас. Дурак.
— Трое погибших. Пятеро раненых.
Слишком опасный эксперимент.
— Не дав никаких объяснений, он снова сбежал.
— Вот тогда его и взяли на работу в Министерство Перспективного Прогнозирования моего отца.
— Это был единственный способ ему помочь. Его появление сильно повредило авторитету министерства. Встречаясь с экспертами и выпускниками Национальной школы администрации, он насмехался над ними. Ваш брат бесконечно презирал окружавших его людей. Он говорил мне, что «трусость» и «вязкий ход мысли его современников» приводят его в ужас.
Кассандра убирает со лба взмокшие от пота пряди:
— И он покончил жизнь самоубийством.
— Это главная беда страдающих психозом. Их раздражает все. Они, словно люди с ободранной кожей, испытывают боль от каждого соприкосновения с миром. И многие приходят к этому страшному решению, чтобы положить конец своим страданиям.
Кассандра смотрит на свою догоревшую хижину. Ей не хочется спасать оставшихся внутри кукол.
— А я? — спрашивает она.
— Вы родились, когда вашему брату было тринадцать лет. Буквально через несколько недель его отправили в школу «Ласточки» в качестве постоянного пансионера.
Вот почему я совсем его не знаю.
— Ваши родители считали Даниэля в каком-то смысле черновым, неудачным наброском. Они понимали, что опыт не удался. Они не хотели вас волновать и не рассказали вам о его существовании.
Как жаль!
— Эксперимент над вами был более глубоким. Девять лет молчания. Еще более свободный, еще более чувствительный, еще более мощный интеллект.
Филипп Пападакис теребит перстень с головой лошади. Незаметно для себя, он снова начинает обращаться к Кассандре на «ты».
— Твой отец рассказывал мне обо всем в самых мельчайших подробностях. Мы очень дружили с тобой, знаешь? Я говорю о том периоде, пока ты не знала слов и пребывала в состоянии вечной радости. Ты была чистым, диким и свободным существом. А потом, через девять лет, все кончилось.
Я покинула рай.
— Ты услышала слова, и тебе объяснили их значение. Ты стала ребенком-тираном. Прости меня, но ты превратилась в самоуверенную, капризную и жестокую девочку. Ты отдавала родителям приказы, ты угрожала им. Ты поняла могущество речи и использовала его как оружие, заставляя родителей страдать.
— Она пыталась понять, как далеко простирается власть слова? — интересуется Ким.
— Сея ужас. Однажды твой отец признался мне: «Это самый испорченный ребенок на свете».
Я? Самый испорченный ребенок?
— И даже добавил: «Иногда мне кажется, что в результате нашего опыта на свет появился монстр».
— А чем я приводила в такой ужас родителей? — спрашивает Кассандра тихо.
— Во-первых, ты шантажировала их едой. Однажды отказалась есть мясное блюдо. Родители решили, что ты не любишь говядину. Но ты не хотела есть ничего. Родители взволновались. Ты заметила их тревогу и решила сыграть на этом. Чем меньше ты ела, тем больше они переживали и тем больше занимались тобой.
Чем меньше я ела, тем большее удовольствие вызывали редкие приемы пищи. Экономия слов увеличивает их магическое воздействие. Экономия еды увеличивает магическое восприятие вкуса.
— Ты очень похудела. Просто истаяла. Родители не знали, что делать, чтобы пробудить в тебе аппетит.
Филипп Пападакис пристально смотрит на Кассандру.
— Сын-беглец, дочь, страдающая анорексией, — вот какие результаты дали эксперименты номер двадцать три и двадцать четыре.
Нельзя безнаказанно ставить опыты над мозгом ребенка. Мы с братом ни о чем их не просили.
— Когда ты чувствовала, что довела родителей до предела, ты соглашалась чуть-чуть поесть. До следующего перелома. Ты действительно поменялась с ними ролями: приемом пищи или отказом от нее ты вознаграждала или наказывала родителей.
Они любили тебя все больше и больше. Надо признать, что они страшно боялись потерять тебя.
Они чувствовали ответственность за то, что я не такая, как все.
— А чем сильнее они любили тебя, тем больше ты этим пользовалась. Целыми днями ты читала научно-фантастические романы, гуляла по лесу, о чем-то размышляла. Обед и ужин стали моментами дрессировки родителей. Ты поняла, насколько велика твоя власть над ними. О, ты была жестока. Очень жестока.
Я начинаю что-то вспоминать.
— Одна только вещь могла успокоить тебя. Оперная музыка. Ты стала экспертом по оперному пению. Ты знала всех музыкантов, всех певцов, все постановки. Когда ты услышала, что «Набукко» Верди будет исполняться у подножия пирамид, ты захотела туда поехать. Твои родители не любили оперу, еще меньше они любили путешествовать. Поездку было сложно организовать. Но ты опять, своим проверенным способом, надавила на них. Ты ничего не ела, пока они не согласились. Таким оказался твой последний каприз: Верди в Египте.
Кассандра опускает ресницы.
Господи! Они погибли из-за меня!
Неожиданно вся ее жизнь с рождения до тринадцати лет возникает перед ней. Мелькают бытовые сцены в родительском доме. Неясные лица из снов становятся четкими, у них появляются глаза, нос, улыбка.
Папа. Мама. «Я прежняя».
Она вспоминает себя в девять лет, слышит первые слова.
Она видит перед собой полную тарелку, замечает испуганные взгляды родителей.
Я держала их в своей власти.
Она видит себя на вилле, окруженной колючей проволокой.
Она видит себя в лесу, она вспоминает свое обостренное восприятие окружающей природы.
Я ощущала себя королевой мира, а родители казались мне рабами. Мой мозг обладал тогда огромными возможностями. Я не воспринимала мир, а руководила им.