Я, ты и все, что между нами - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Айзек cтр.№ 4

– Давай-ка я дам тебе что-то на мелкие расходы, – произнес папа, роясь в карманах брюк.

– Не нужно, – неубедительно пробормотал Уильям, когда папа вкладывал двадцатифунтовую купюру ему в руку.

– Купи себе комикс о паровозике.

– Можно мне колу?

– Конечно, – ответил папа прежде, чем я успела категорически возразить.

– Спасибо, дедушка. Я очень ценю это. – Уильям прошмыгнул в гостиную, чтобы найти бабушку, в то время как я не решалась заговорить с отцом.

– Дорогая, вам нужно было сразу же ехать к парому, – сказал он мне. – Не нужно было останавливаться здесь.

– Конечно, нужно. Хотела приготовить маме ланч перед отъездом.

– Я приготовлю. Я только выскочил, чтобы купить бумаги.

– Нет, я бы хотела сделать это, если ты не против. – Он кивнул, медленно вздыхая. – Послушай, попробуй расслабиться во Франции. Тебе нужен отдых.

Я натянуто улыбнулась:

– Ты думаешь, это будет отдых?

– Тебе понравится, если ты позволишь себе. А ты должна позволить. Хотя бы ради мамы, если так тебе будет легче. Она и правда этого хочет, ты же знаешь.

– Мне все еще кажется, что мы слишком долго будем находиться так далеко от вас.

– Мы прожили с этим десять лет, Джесс. Ничего не случится за пять недель.

Мама сидела в дальнем углу гостиной, возле открытого окна террасы, а Уильям сидел возле нее и болтал. Это было лучшее место в это время дня: солнце было высоко, и она чувствовала легкий летний бриз на своей коже. Она была в кресле-каталке в бирюзовом платье, которое я купила ей в Бодене несколько месяцев назад, и можно сказать, что она сидела, хотя это предполагает практически неподвижность.

На самом деле в последние дни мама редко была неподвижной, но благодаря своим сильным таблеткам она дергалась не так активно, как до этого.

Тем не менее мне до боли известно, что медикаменты не творят чудеса.

Она вертелась и крутилась, черты ее лица и костлявые конечности искривлялись и приобретали неправильные формы. Теперь она была очень худой, суставы торчали из локтей и колен, скулы так выпирали, что иногда мне казалось, что ее глаза были слишком велики для лица. Ее руки тоже стали крючковатыми, скрученными не по годам. Когда-то она выглядела молодо для своих лет. А сейчас никто бы не сказал, что ей только пятьдесят три.

– Привет, мам, – я наклонилась, чтобы обнять ее, и не выпускала из объятий немного дольше обычного.

Отстранившись, я посмотрела на ее обвисший рот, чтобы увидеть, может ли она вернуть улыбку. Ей потребовалось много времени, чтобы ответить мне, но в конце концов она смогла произнести несвязное:

– Эх… милая.

Я до сих пор могу понимать большую часть из того, что говорит мама, но я одна из немногих, кто это может. Она говорит невнятно, предложениями из трех-четырех слов, ее голос звучит сипло и тихо.

– Я смотрю, ты нашла лучшее место. Все будут завидовать.

Проходит длинный промежуток времени, в течение которого мама подбирает слова.

– Я подкупила их, – в итоге произнесла она, и я засмеялась.

Подошел другой член персонала, раскрыл большой пластиковый слюнявчик и аккуратно завязал у нее вокруг шеи, после чего поставил мамин обед на стол. Я наклонилась, чтобы расправить слюнявчик, но ее левая рука продолжала поднимать его вверх.

Я подумала было убрать детскую ложечку с края тарелки, но решила оставить ее на тот случай, если мама захочет попытаться самостоятельно накормить себя. В последнее время ей редко это удавалось, и она негодовала, когда ей в первый раз предложили другой вариант.

Уже почти год, как она переехала в Уиллоу-Бэнк-Лодж. Мы все хотели, чтобы она оставалась дома как можно дольше, но это стало слишком тяжело, даже несмотря на то, что папа обустроил кровать для нее внизу. Отец до сих пор работал, и это существенно мешало ему быть сиделкой двадцать четыре часа в сутки – всем стало очевидно, что ей понадобится еще кто-то, кто будет о ней заботиться, в идеале в месте, где простой прием душа не будет представлять собой опасное для жизни приключение. Здесь она не испытывала недостатка в посетителях. У нее был небольшой круг друзей, которые помогали ей пройти каждый сложный момент в течение последних десяти лет.

Ее лучшая подруга, Джемма, приходит каждые выходные, обычно с новой аудиокнигой или порцией поломанного вишневого печенья, которое она называет своим коронным блюдом.

– Взволнован? – спросила мама у Уильяма.

– Жду с нетерпением! – ответил он. – Папа планирует столько всего для нас, бабушка. У нас будет лучший коттедж, правда, мам? Мы будем заниматься каякингом, лазить по горам, и он разрешит мне помочь ему сделать что-то своими руками.

Меня серьезно беспокоили ожидания моей мамы от этой поездки, которая, к слову, была полностью ее затеей. Не то чтобы я была удивлена, когда она предложила ее, драматично добавляя, что это ее «посмертное желание». Она открыто признавала, что это стопроцентная гарантия того, что она пойдет своей дорогой.

После того как мы с Адамом разошлись, мама злилась на него так же, как и я, и понимала, почему я хотела держать его на расстоянии вытянутой руки. Она никогда не хотела, чтобы мы снова были вместе, но она предполагала, допускала или, по крайней мере, надеялась, что Уильям будет хоть как-то поддерживать отношения с отцом.

Но Адам переехал во Францию, и стало ясно, что этого не случится.

Собственно говоря, Адама нельзя было назвать безответственным родителем. Он вовремя выплачивал алименты, помнил о дне рождения Уильяма и выходил на связь по скайпу каждый раз, когда обещал это сделать. Но наш сын был не более чем маленьким элементом в пазле яркой жизни Адама. Они виделись в лучшем случае два или три раза в год. И я даже не уверена, что Адам мог бы что-то возразить на обвинение в отсутствии интереса к сыну.

Мама была зациклена не только на недостатке общения, но и на том, что я никогда ничего не говорила и не предпринимала по этому поводу. А я сознательно позволяла Адаму отдаляться. Честно говоря, я была этому рада. Я любила Уильяма за нас двоих.

Я абсолютно уверена, что она никогда не представляла себе, чтобы мы с Адамом сидели каждое воскресенье за столом ради Уильяма, подавали соус, ненавидя друг друга до тошноты, но она годами настаивала на том, что ему нужны «настоящие» отношения с отцом.

Сейчас Адам живет роскошной жизнью в Дордони, в то время как мы живем в доме в Манчестере, и наличие на углу нашей улицы люксового хлебного магазина ничуть не делает наши условия похожими. Тем не менее я слышу, что она говорит мне. Я не согласна, но слышу. И каждый раз, когда я смотрю на нее в последнее время и представляю, через что ей приходится проходить, то вспоминаю, что я не в том положении, чтобы спорить. Поэтому я отправила Адаму сообщение на имейл, что мы можем нанести визит. Подозреваю, он чуть не умер от удивления.