Фанатки - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Монакова cтр.№ 13

Она видела, что артисты играют превосходно. На разрыв. Но не отдавала себе отчета в том, что именно происходит на сцене. Глаза ее были прикованы к одному лишь Белецкому. Несмотря на то, что роль Шута была отнюдь не главной, благодаря своей сшибающей наповал харизме и артистическому обаянию Белецкий безраздельно владел зрительным залом. Во время его ироничных и саркастических монологов публика забывала дышать, боясь упустить хоть словечко. Каждую особенно удачную реплику зал встречал аплодисментами. И Белецкий… он не был Белецким! На сцене находился Шут, персонаж куда более глубокий и сложный, нежели чем просто беззаботный придворный клоун. Это был мудрый и тонкий философ, чьи шутки постепенно делались все более горькими.

— Для дураков — печальный день:

Все умники страны

Мозги надели набекрень

И стали им равны!

Преданный своему господину до конца, Шут остался с Королем даже после того, как тот лишился всего, что имел, и сделался нищим изгнанником.

— Мы станем с ним рука к руке -

Два круглых дурака:

Один в дурацком колпаке,

Другой — без колпака!

На финальном поклоне Леля пихнула Жеку в бок, напоминая, что нужно подарить Белецкому цветы. Жека опомнилась, подхватила подругу под локоть, и они обе стали пробираться к сцене. Жека очень нервничала, что им не удастся протиснуться сквозь кордон восторженно-благодарных зрителей с букетами, но, к счастью, публика была воспитанная и соблюдала очередность: вручив свои цветы, люди послушно уступали место следующим поклонникам.

* * *

Белецкий заметил Лелю издали, и лицо его осветилось приветливой улыбкой. Жека даже приревновала: она бы много отдала за то, чтобы получить от него такой же радостный и добрый, узнавающий, взгляд…

А дальше Белецкий сделал то, что и вовсе покорило ее сердце — принимая букет от Лели, он легко перехватил ее руку и галантно приложился к ладони девушки губами. Леля была единственной из зрительниц, кому он поцеловал руку! Жека готова была в этом поклясться!

— Не надо меня сегодня ждать! — вполголоса сказал Белецкий, наклонившись к Леле со сцены и глядя на нее извиняющимися глазами. — У нас сейчас разбор полетов будет, могу сильно задержаться…

Но Леля только протестующе замотала головой, давая понять, что все равно дождется — очевидно, это уже была их сложившаяся маленькая традиция.

Все это время Жека стояла не шелохнувшись и, продолжая поддерживать Лелю под локоток, тупо пялилась на артиста. Боже, как же он был прекрасен… Наконец, заметив этот восторженный взгляд, Белецкий скользнул вопросительным взором по ее букету и лукаво улыбнулся. Опомнившись, Жека сообразила, что так и не вручила ему цветы от себя лично, и тут же неловко ткнула их в сторону сцены. От смущения она не видела его лица в тот момент, только почувствовала, что он взял букет, а затем услышала негромкое "спасибо".

Все это заняло не более тридцати секунд. А затем, еще раз одарив Лелю (и Жеку с ней за компанию) благодарной улыбкой, Белецкий двинулся к дальнему краю сцены, где томились в ожидании другие зрители со своими букетами.

На Жеку напал какой-то ступор. Пока они с Лелей шли к гардеробу, получали верхнюю одежду, выходили на улицу через главный вход и, обойдя театр слева, ныряли под арку — к служебному, она не проронила ни слова.

Возле служебки их уже поджидала Лелина мама.

— Ну, как все прошло? — кинулась она к девушкам. — Как вам спектакль?

Но даже Леля с ее не совсем внятной речью сейчас была куда более многословным и интересным собеседником, чем Жека — та же просто молчала, продолжая глупо улыбаться.

Затем они ждали Белецкого. Ждали долго, около часа, стараясь не обращать внимания на мороз. То, что артист задерживался, было им даже на руку — толпа поклонниц возле служебки сначала заметно поредела, а потом и вовсе рассеялась. Очевидно, девушки решили, что Белецкий вместе с другими артистами уже давным-давно под шумок покинул театр и уехал домой…

Жека готова была ждать хоть до самого утра. Ей было совершенно плевать на то, что ноги, щеки и уши у нее натурально заледенели. Она намерена была дождаться, чего бы ей это ни стоило. Впрочем, и сама Леля, и ее понимающая союзница-мама тоже не собирались уходить. Видимо, терпеливое ожидание артиста после спектакля было их привычной практикой…

— Ох, — наконец, разглядев за застекленной дверью знакомую высокую фигуру, радостно воскликнула Ангелина Эдуардовна, — а вон и Саша идет!

В то же мгновение дверь служебки распахнулась, и оттуда вышел Александр Белецкий собственной персоной.

Чувствуя, как враз затряслись все ее поджилки, Жека, тем не менее, сделала шаг навстречу артисту и решительно вскинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Их взгляды схлестнулись — ее светло-голубые глаза и его синие, и она невольно зажмурилась, точно обожглась.

Теперь она знала, что это не сказки — можно действительно обжечься о чужой взгляд и сойти с ума.

В один момент.

Нью-Дели

Немного успокоившись и прекратив реветь, Анюта приподнялась на огромной кровати, походившей на ложе какого-нибудь знатного махараджи, и, наконец-то, впервые внимательно огляделась по сторонам.

Да… королевские покои, иначе и не скажешь, подумала она, определенно шокированная роскошью убранства. Один ее номер выглядел, как целый индийский дворец. Впрочем, чего удивляться? Отель, в который привез ее пройдоха-таксист, стоил раз в двадцать дороже того, что она забронировала изначально… Нет, ну как же ловко и легко ее развели! Анюта с досадой поцокала языком, вспоминая все подробности своего позора.

Начитавшись туристических форумов и сайтов об Индии, она чувствовала себя вполне подкованной, полагая, что переход от теории к практике дастся ей без особого труда. "Ага, щаз!" — как говорила ее десятилетняя дочь Юлька.

А ведь начиналось все так хорошо, так радужно… Вернее — стоп. Началось все с грандиозной Анютиной истерики, не на шутку напугавшей ее мужа Сергея.

Примерно за месяц до поездки в Индию (о которой Анюта тогда даже не задумывалась) стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Наступило полное эмоциональное и физическое выгорание. Ничего больше не радовало и не доставляло удовольствия Анюте. Даже общение на форуме с поклонницами Шакира и просмотр его фильмов не могли надолго вытянуть ее из пучины глубокой депрессии. Она машинально выполняла все свои домашние, материнские и супружеские обязанности, но больше не проявляла в этом ни капли заинтересованности. К чему ежедневно до блеска драить квартиру, если к вечеру повсюду будет неизменный адский срач, устроенный детьми?.. К чему наряжаться дома, если через пару часов весь наряд будет заляпан пятнами от молока, шоколада, каши, детских слюней или чего-нибудь похуже?.. К чему стараться готовить что-нибудь вкусненькое и оригинальное, если неспешно поесть — с чувством, с толком, с расстановкой — все равно не удастся?.. Только устроишься с тарелкой, как тут же начинается: мама то, мама се, мама дай откусить, мама и мне тоже дай попробовать… Даже кофе нельзя выпить спокойно, не прерываясь на то, чтобы ответить на сотню детских вопросов. Да что там кофе — в туалете посидеть невозможно, в этой "комнате для медитаций", ведь кто-нибудь из детей обязательно начнет ломиться в дверь и допрашивать с пристрастием: "Мама, ты тут? А что ты там делаешь? Писаешь или какаешь?"