Когда возвращается радуга. Книга 3 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 112

А чтобы им помочь — надо знать, чем и как. Для того-то и прибыл сюда Филипп.

Ему ведь предоставили самому определиться с местом ссылки? Вот он и выбрал.

…Но было ещё одно обстоятельство, заставившее его крепко задуматься перед продумыванием маршрута. Рассказывая, как нашёл и похоронил деда, Райан О’Ши упомянул о последнем звене в магической цепи, позволившем скрепить магический барьер вокруг Зелёного острова. Об уникальной магии, носителя которой дед, наконец, нашёл. О злой фее, вернее — о её духе, подселившемся в прапраправнучку и почти загубившем молодую женщину. Деревья поведали молодому друиду, как Бран О’Ши усмирял непокорную, как вынужден был даже приковать её к дереву — та всё сопротивлялась и никак не хотела делиться Силой… И тогда старик пошёл на хитрость: выторговал её согласие. Он сделал бывшую фею Онорину бессмертной, срастив её с деревом, слив воедино души, сотворив вечно молодую Дриаду, и успел научить заклинанию, помогающему сменить дерево-носитель на другое, если понадобится.

Правда, за пределами магического леса власть Дриады заканчивалась, так что ж! Как успел понять Райан, сущность и характер этой женщины после преображения сильно переменились. Людские заботы её больше не волновали, разве что забавляли, как и собственное прошлое, а вот новые возможности, способность видеть и слышать всё, творящееся на мили вокруг, вмешиваться, совершать новые, немыслимые ранее чудеса, а главное — обретённая вечность в обновляющихся телах, жизнь, жизнь! — вот что заслонило ей прежние помыслы. Для поддержания Барьера ей достаточно было сосуществовать рядом с ним, а значит время своё она тратила, как хотела.

…В сущности, как Дриада она ещё очень молода и неопытна, пояснил Райан. И многих своих возможностей не знает, и не умеет пользоваться новыми силами. Оно и хорошо. Не навредит. А он за время беседы с ней успел закрепить привязку к дереву и месту, а заодно и перехватить на себя невидимый ограничитель дриадской магии. Дед-таки успел нацепить на зверушку поводок… Оно и правильно. Характер у Онорины при жизни явно не отличался покладистостью, а оставлять бесконтрольной этакую капризную магию было опасно.

…Они нашли её в центре большой поляны, заросшей густой, до пояса, травой, пытавшейся сперва запутать лошадям ноги, но после строгого оклика друида отпрянувшей и смущённо поникшей. Колыхнулась пышная крона ракиты, плакучие, склонившиеся до земли ветви дрогнули и подались в стороны. Откуда-то из глубины нежной листвы выглянуло прекрасное женское лицо, слово сотканное из узких стежков-листьев, серебристо-зелёное, нечеловечески прекрасное и… удивительно знакомое. Филипп видел Онорину лишь единожды, в грёзе-откровении, но тотчас узнал её.

Впрочем, сейчас в этом лице не оставалось ни горечи, ни злобы. Лишь любопытство.

— Ты? — Она засмеялась, закивав Райану, как старому знакомому. — Кого ты привёл? Друга? Он хочет любоваться мною?

— Я хочу поговорить с тобой, Онорина, — мягко сказал Филипп. — Ты позволишь?

— О-но-ри-на… — нараспев выговорила Дриада. Чуть подалась вперёд, поводя плечами, высвобождая из ракитового ствола великолепный торс. — Да-а, меня так когда-то зва-али… Совсем недавно. Ты хочешь поговорить со мной о прошлом? Говори, пока я помню хоть что-то. Оно было не слишком весёлым, и я хочу поскорее его забыть.

Она с удобством устроилась на ветвях. Не видя нижней половины тела, её можно было издалека принять за нагую купальщицу, делающую вид, будто прячется от нескромных глаз, но при этом намеренно то выставляет на обозрение дивные груди, увенчанные малахитовыми сосками, то рассыпает по плечам пышные локоны, свисающие, как и ветви, до самой травы… Вот только шаловливых изящных ножек, которыми можно было приветственно болтать, сидя на ветке, у неё не было.

Стараясь не думать о той половине, что скрывалась ниже женской талии, Филипп спешился. Как настоящий рыцарь, он не мог разговаривать с дамой, находясь в седле.

— Я прошу тебя простить моего предка. Он поступил с тобой скверно, и я не собираюсь его оправдывать. Но если… если ты и в самом деле сейчас другая, Онорина… Подумай: виноваты ли перед тобой те Камилле, которые родились после Рене? Которые тебя не знали и охотно искупили бы свою вину? Хоть их-то прости, гордая обиженная женщина. И если можно как-то искупить вину своего прапрапрадеда — я готов её искупить, но знать при том, что родового проклятья большее нет.

Широко открыв лучистые изумрудные глаза при первых же его словах, Дриада оцепенела.

— Камилле? — наконец шепнула она. — Ты… потомок того гнусного рода?

И осеклась.

— А, собственно, почему «гнусного»? — пробормотала, обращаясь не к Филиппу даже, а к самой себе — Это что, я, вроде бы, по привычке говорю? — Задумалась. — Камилле… А кто э…

Ахнув, она прикрыла рот ладонью. Глянула на Филиппа едва ли не с ужасом.

— Рене! Ты — его росток, да? Ну конечно, а я всё не могла понять, на кого ты так похож… Так я его прокляла?

Потёрла виски, вспоминая…

— А ведь и правда… Я вырвала из его сердца самое дорогое — способность любить. Какая я сука… И…

— Ты пожелала, чтобы он никогда не узнал ни женской любви, ни любви собственных детей.

На то, чтобы выговорить фразу, Филиппу пришлось приложить неимоверные усилия. Язык вдруг словно окаменел и еле ворочался. Губы почти не двигались.

«…Но больше никогда не узнаешь, как может любить женщина. И как мог бы любить тебя сын от любимой. Вот мой прощальный дар!»

Дриада молчала, мерцая глазищами, и по неподвижному её лицу не пробегало ни единого намёка на суть возможных размышлений. Но вот на плечо её села бабочка… Вздрогнув и захихикав от щекотки, причиняемой крошечными лапками, дева очнулась.

— Как всё это глупо! — сказала с досадой и одновременно с облегчением. — Неужели я могла растрачивать свои бесценные силы на какую-то ерунду? В сущности, мне ведь было очень хорошо с Рене, и сколько раз я сама ему повторяла, что мне всё равно, женаты мы или нет, сына-то все будут считать дю Мортеном, а замуж я больше не хочу, потому что вольной вдовой жить куда интереснее… И что это тогда на меня нашло? А-а, вспоминаю, просто у меня в тот день ужасно болели зубы, я никак не могла их угомонить, ничего не ела, была страшно голодна и зла. Видишь ли, феям в тягости лучше не принимать никаких зелий, чтобы не навредить младенцу… А тут ещё Рене выдал, что женится на другой! Конечно, я разозлилась, ну, и припечатала его. А вот зачем ловила тебя на Лулу?.. не понимаю. Или не помню…

Филипп затаил дыхание.

Дриада беспечно тряхнула головой.

— В сущности, это неважно. Той жизни больше нет, я теперь совсем другая и не хочу погрязать в этом отвратительном прошлом. Фу! Не мог бы ты исчезнуть, чтобы не напоминать мне о нём? Уйди, будь любезен!

— Но я не могу… — обескураженно начал Филипп.

— Ах, всё ты можешь! Да не действует оно на тебя, моё проклятье, ты что, сам не чувствуешь? Ничего себе! Ну как же; все знают, что у графа де Камилле холодное-прехолодное сердце, и как ему теперь признать очевидное? Просто стыдно выглядеть влюблённым дураком! Дурачок и есть… Давай-давай, уматывай, не то напущу на тебя малышек баньши, у меня тут неподалёку всё семейство отдыхает… Как завоют — будет не до веселья!