Когда возвращается радуга. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 43

Однако нынче Старшую смотрительницу вызвали тайно. Это означало одно: султан что-то заподозрил… и решил проверить сам, минуя его. Не хочет, чтобы капа-агасы что-то знал о его интересе.

Главного евнуха затрясло. Вот оно, началось.

Он торопливо плеснул воды их хрустального кувшина на столе, кое-как отпил, прикусив зубами кубок. Заставил себя сдержать дрожь в нижней челюсти. Говорить нужно внятно и ясно, чтобы подчинённые не распознали его страха.

— О чём шёл разговор? — спросил почти равнодушно.

Евнух рухнул к его ногам.

— Простите, господин, не знаю! Они говорили на латинском наречии!

О, да, Солнцеликий прекрасно владеет итальянской речью, а Нуха — так и вовсе родом из Милана… Как же он не предусмотрел, что даже великолепный слухач, если не образован, ничего не поймёт в секретных разговорах на чужом языке! О, болван, тупица…

— Ну, хоть что-нибудь! — простонал он. — Неужели ни слова не разобрал?

— Он однажды упомянул имя Кекем. И поднял палец: вот так. Словно призывал к молчанию. Больше никаких имён не называлось. Долго говорили, с четверть часа. Повелитель спрашивал, Нуха-хатун иногда кивала, но больше головой качала, вроде как отрицая. И всё важничала, а потом… стала какой-то виноватой и рухнула в ноги Повелителю. Но тот милостиво велел подняться, спросил ещё что-то, приказал — и отпустил. И потом снова повторил, уже один: «Хм. Кекем…»

Да. Вот она, погибель старого бедного несчастного капа-агасы. Сколько лет безупречного труда, верности, усердия — и всё перечёркнуто. Из-за кого! Какой-то нескладной голенастой девки, какой-то… Кекем!

Судорожно втянул через нос воздух.

Выдохнул.

— Всё?

Евнух истово закивал.

— Иди.

Опустился прямо на ковёр и вцепился в чалму, раскачиваясь и стеная. Это был конец. Дальше поджидает лишь мучительная агония и ещё более мучительная смерть…

В двери торопливо застучали.

— Господин!

Не дождавшись ответа, в покои влетел помощник капа-агасы.

— Что тебе, Муса? — простонал тот, не переставая раскачиваться. — О Аллах, дайте же хоть помереть спокойно!

— Зубы, да? — сочувственно пробормотал Муса. — Простите господин… Нехорошо в северном флигеле с женской прислугой. Девчонка одна, из новых рабынь, заболела да померла. И ещё две, похоже, от неё набрались, лежат в горячке. Лекарица говорит — больно уж на тиф похоже, сказала — срочно лечить, всех остальных в баню, мыть и шпарить, а главное — брить, потому что тиф — он через вшей… Видать, кто-то из тех девок, что последних купили, спрятал свои тряпки, не сжёг, через них зараза и пошла.

— Зараза?

Капа-агасы вскочил. Забегал по ковру, засуетился.

— Зараза… Выжечь… В баню, да…

Встряхнулся.

— Фатьма-лекарица уже там?

— Точно так, господин, там. Распоряжается.

— Передай… Нет! Я иду сам, сам всё на месте прикажу, распоряжусь, сам! Чтобы ни одна вошь не проскочила! Ни одна девка… Здоровых всех перевели?

— Уже гонят в хамам, в отделение для прислуги.

— Хорошо. Очень хорошо. Валиде-ханум не беспокоить, Нуху тоже. Всё сделаем сами. Если уж придётся флигель сжечь, как рассадник — тогда я сам всем доложу. А пока — молчок!

— Слушаюсь, господин!

Махмуд-бек мчался по сумрачным мраморно-изразцовым холодным коридорам ТопКапы, не ощущая колотья в боку, стонущей печен и разрывающегося от бега сердца.

Спасён!

Уж который раз протягиваешь ты руку помощи нерадивому рабу своему, шелудивому псу, паршивому ишаку, великому грешнику! Прости, в последний раз прости, Всевышний, за то, что он собирается и сейчас сотворить… Последний раз!

… В эту ночь прекрасная огненнокудрая Гюнез так и не дождалась вызова к Повелителю.

Самое досадное, что так хотелось рвать и метать, невыносимо… но устраивать истерики, колошматить драгоценные напольные вазы и лупить по щекам глупую Михмир было неразумно, ибо могло иметь непредсказуемые последствия. Однажды Тимур навестил фаворитку прямо здесь, в личных покоях, не желая терять драгоценное время на установленные традициями церемонии подготовки его избранницы к хальвету. Просто возжелал — и появился здесь, застав почти врасплох… хоть и очень удачно — она как раз готовилась к ночи, и единственным её одеянием в тот момент оказалась пышная грива волос, ниспадающая до середины ягодиц — хитрюга Гюнез специально распоряжалась подравнивать кончики именно до этой, д р а з н я щ е й, длины… О, она до сих пор помнит это удовольствия на грани боли, или боль на грани удовольствия… Похоже, что как раз после этой ночи она и зачала. И как выигрышно для икбал обернулась блажь Солнцеликого — обойтись без установленных заветами предков предварительных ритуалов! Ведь именно из-за этого она не получила из рук валиде чашу прекрасного гранатового шербета, в который, как давно уже рыжеволосая догадывалась, подмешивалась изрядная доля средства, препятствующего зачатию… Валиде, конечно, стерва, но когда однажды Гюнез займёт её место — многие её методы будут заимствованы от нелюбимой свекрови. Да. Свекрови. Ведь стоит только ей, икбал, родить сына — и уж она-то заставит Повелителя жениться, и заполучит, наконец, к своему рангу приставку «султан»… Хасеки-султан Гюнез… Нет, при выходе замуж супруг наверняка даст ей новое имя, как это часто бывает. У неё будет маленький шахзаде, потом ещё один… Только бы мальчики, только бы мальчики! Ах, какая жалость, что нельзя определить пол младенца, пока он ещё во чреве, чтобы не тратить зря столько сил и здоровья на вынашивание бесполезной девчонки… Она вчера заикнулась об этом перед Табибом, но тот глянул на неё как-то странно — старый шайтан, словно насквозь увидел все её замыслы! — и отрезал: «Будьте уверены, хатун, даже, если таковое и возможно — от м е н я вы ничего не узнаете…»

Ах он, старый…

Выражения, промелькнувшие в прекрасной рыжей головке, никак не соответствовали образу нежной гаремной дивы, а потому — лучше их и не приводить.

Да, Повелитель мог нагрянуть сюда и самолично. Что означало насущную ежесекундную необходимость в цветущем личике — пусть даже со следами скорби от долгой разлуки, что, впрочем, свидетельствует о страстных и неподдельных чувствах… О, да, прекрасная Гюнез любила. Она пылала страстью, она обожала того, кто одарил её толикой своего внимания, а, значит, и власти: икбал уже успела насладиться прогнутыми в поклонах спинами, угоднически склоняющимися при её появлении, завистью в глазах бывших подруг, желанием уловить малейшие её прихоти со стороны не только прислуги, но и самого капа-агасы… Даже неприязнь валиде сама по себе говорила о многом: похоже, всесильная Мать всерьёз обеспокоилась, заметив, наконец, реальную претендентку в султанши. А на меньшее — она, Гюнез, бывший «Цветочек», не согласна!