Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время - читать онлайн книгу. Автор: Семен Резник cтр.№ 62

В числе его пациентов такие знаменитости, как Федор Шаляпин, которого вдруг обуял страх перед выходом на сцену. Преодолевать этот страх его научил Петр Павлович. Поэта Валерия Брюсова он лечил от депрессии.

Он много занимался исследованием гипноза, проводил эксперименты, в 1915 году – первым в России – применил гипноз для анестезии при хирургической операции. Такие эксперименты были внове, они увлекли Вавилова.

После революции имение Подъяпольских Чемизовку отобрали, частная медицинская практика была запрещена. Петр Павлович стал терапевтом железнодорожной клиники. Лечить гипнозом не перестал, но делал это приватным образом и бесплатно.

В 1920 году, когда Вавилов организовал в Саратове съезд селекционеров, в числе приехавших из Москвы была цитолог Селекционной станции Александра Гавриловна Николаева. Она жаловалась на головные боли, которые становились все более частыми. Николай Иванович познакомил ее с Подъяпольским; пока длился съезд, он провел с ней четыре сеанса лечения. Полгода спустя она ему написала:

«По Вашему слову у меня “голова больше не болит” до сего дня. Самочувствие самое бодрое, несмотря на то, что я с изумлением могу констатировать все ту же наличность подавляющих причин, и общих, и личных, какие были и раньше. Очевидно, мое отношение стало иное – прямо-таки что-то непонятное, я уже не стараюсь понимать, а просто пользуюсь такой благодатью. Как я Вам благодарна за помощь, я и сказать не могу. Сейчас кроме своих специальных работ на станции я взяла еще ведение практических работ по анатомии растений со студентами; иногда приходится часами подряд толковать с ними про какие-нибудь устьица и смотреть их невероятные срезы – это очень утомительно – раньше я бы на следующий день лежала, как камень, а теперь голова не болит» ^[97].

Сохранилось письмо Н.И.Вавилова, в котором он, в очень энергичных выражениях, хотя и с долей иронии, просил Петра Павловича вылечить от заикания П.М.Жуковского.

«Это необходимо сделать. У нас в Институте это самый ценный работник, большого таланта и знаний – бывший директор Тифлисского ботанического сада. Все Ваши чары, всё Ваше умение Вам надо двинуть, чтобы преодолеть. Если Вам удастся, причислим Вас к лику чудотворцев. Наше мнение скептиков, безбожников чего-нибудь стоит» ^[98].

Лечил ли Петр Павлович Жуковского, к сожалению, неизвестно. В 1960—1970-е годы, когда мне доводилось общаться с Петром Михайловичем, об этом письме я не знал и ни о чем его не спросил. Следов заикания в его речи не было ^[99].

Петр Павлович был насыщен всевозможными познаниями, судил смело и оригинально, беседы с ним – о науке, литературе, искусстве, философии, прошлом и будущем человечества – скоро стали необходимы Николаю Ивановичу Да и проблемы своей науки он мог свободно обсуждать с Петром Павловичем, находя в нем вдумчивого и понимающего собеседника.

В марте 1921 года к Подъяпольскому нагрянули чекисты. Провели обыск, изъяли горы бумаг, его самого увели. Таков был один из способов борьбы с «укрывателями хлеба». Когда «план» по изъятию хлеба не выполнялся, брали заметных людей в заложники. Им грозил расстрел, если нужное количество зерна не будет доставлено. Иногда такие меры помогали: хлеб доставлялся, заложников выпускали. В противном случае – расстреливали.

М.Е.Раменская привела протокол обыска у Подъяпольских – он поражает безумной бюрократической педантичностью.

«В тюрьме заключенные объяснили Петру Павловичу, что положение его безнадежно, и он ждал конца. Но вот с ревизией является один из главных саратовских чекистов. “Петр Павлович, что вы здесь делаете?” – “Это вас надо спросить, что тут делают заложники. Жду расстрела”. – “А кто будет лечить мою жену от мигреней?” В тот же день Петр Павлович был отпущен» ^[100].

Дружба Вавилова с Подъяпольским продолжится и после отъезда Николая Ивановича из Саратова.

12 ноября 1922 года Николай Иванович был на докладе И.П.Павлова в Петроградском обществе естествоиспытателей. В тот же вечер написал Подъяпольскому, «зная, что Вас, больше чем кого-либо, он поинтересует»:

«Гипнотизм сводится к тем же условным рефлексам. В экспериментальной строго расчлененной обстановке с собаками физиолог в сущности проделывает то же, что и гипнолог. Вся психология теряет метафизический облик и становится рефлексологией. <…> Вот в двух словах что говорилось за два часа. В начале была политика. Рефлексы есть и другие, кроме упомянутых. Есть, безусловно, рефлекс свободы.

Это не метафизика, а реальный факт. У собак, у некоторых, он хорошо выражен, сначала его не понимали. Одна собачка никак не поддавалась опытам. В станке она рвалась и металась, и никакими угрозами и подкармливанием не удалось ее смирить. Но средство нашлось. Стали регулярно не кормить дня по 1½ собачку, отощала, извелась. И тогда, тогда всё наладилось, собачка стала послушной. “Что такое диктатура пролетариата, система террора и насильствий – это тоже лишение свободы, и большевики преуспели, так как проделали над страной тот же опыт, что физиолог с собачкой”» ^[101].

В 1926 году, когда Вавилов находился в средиземноморской экспедиции, Подъяпольскому исполнилось 60 лет. Поздравительное письмо Вавилова согрето таким чувством, с каким пишут только самым близким людям.

20 ноября 1926 г., Иерусалим: «Дорогой и любимый Петр Павлович. Получил сегодня извещение о Вашем юбилее. Пишу Вам из стран далеких, от кедров ливанских, из пустынь аравийских. Только что вернулся из Аравии, из Заиордании. Шлю Вам горячий привет. Желаю Вам бодрости, здоровья, силы физической и духовной. Пишу у ворот старого Иерусалима. Звонят колокола, как бы на пасхальной заутрене в Москве, даже звон русский… И невольно переношусь к Вам в Саратов, на Волгу, и вижу воочию Петра Павловича, доброго, внимательного, чуткого, готового всегда сделать каждому самое лучшее. Вспоминаю Петра Павловича как невольного свидетеля в дни малярии в Саратове, в дни трудные и в дни радостные. Было и то и другое. Среди добрых гениев столицы Волги Петр Павлович был первым. Из самого лучшего, что связано с Саратовом у нижеподписавшегося – знакомство с Петром Павловичем» ^[102].