Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время - читать онлайн книгу. Автор: Семен Резник cтр.№ 39

Особый интерес представляло то, что при образовании половых клеток с одинарным набором хромосом парные хромосомы обязательно расходятся в разные клетки, причем хромосомы одной пары никак не связаны с хромосомами других пар, при оплодотворении каждая хромосома как бы воссоединяется со своей парой.

Ведь точно так же вели себя при скрещивании и последующем расщеплении «менделирующие» признаки!

Допустив, что гены сосредоточены в хромосомах, Морган затем нашел этой гипотезе простое и убедительное доказательство.

…Но мы отклонились от Актовой речи Николая Вавилова…

В то время, когда он вслух размышлял об отношении генетики к агрономии, хромосомная теория только начинала складываться. Европейские генетики поначалу встретили ее холодно. Первые публикации американских ученых, возможно, прошли мимо Николая Вавилова либо пути приложения хромосомной теории к агрономии не могли быть еще видны. В Актовой речи Вавилов ее не касался.

Его задача – убедить слушателей в том, что без генетики немыслим дальнейший прогресс практической селекции. Предвосхищая возможные возражения, Вавилов говорил: «Могут сказать, что эмпирический опыт в деле улучшения пород и сортов культурных растений и животных намного опередил научную работу в этой области. И без генетики усовершенствовались, и нередко успешно, возделываемые растения и культивируемые животные <…>. Не умаляя этих крупных успехов эмпирического искусства, все же смело можно полагать, что в освещении научными генетическими исследованиями процесс сознательного улучшения и выведения культурных растений и животных пойдет много быстрее и планомернее».

7.

Переоткрытие законов Менделя требовало пересмотра сложившихся представлений, из-за чего некоторые видные ученые стали «пересматривать» и то, что не следовало: дарвиновскую теорию естественного отбора.

На защиту дарвинизма от слишком торопливых ниспровергателей поднялся неистовый дарвинист Климент Аркадьевич Тимирязев.

Он остро критиковал «мендельянцев», но никогда не заявлял о непризнании законов Менделя, как ему впоследствии приписывали ниспровергатели менделизма, прикрывавшиеся авторитетом его имени. В своих горячих выступлениях Тимирязев показал, что законы Менделя не только не противоречат теории отбора, но, напротив, служат для нее важной опорой. Законы Менделя снимали основную трудность эволюционной теории, так называемый кошмар Дженкинса. Этот «кошмар» обескураживал самого Дарвина, в чем тот признавался со свойственной ему правдивостью.

Инженер Питер Дженкинс рисовал примерно такую картину. Представьте себе поле красных маков, на котором появилось одно или несколько растений с белыми цветами. Допустим, что белый цвет в данных условиях благоприятен для мака, так что отбор его не уничтожит. Но ведь таких растений всего несколько, а красных – целое поле! Растения с белыми цветками будут скрещиваться с красноцветными. Значит, уже в первом поколении потомство белых цветов будет розовым. Но ведь и растений с розовыми цветами окажется сравнительно немного, они тоже будут скрещиваться с красными, и, таким образом, через два-три поколения полезный признак исчезнет, эволюция не пойдет.

Тимирязев показал, что, в свете законов Менделя, нарисованная Дженкинсом картина будет выглядеть совсем иначе. Если белая окраска цветка окажется рецессивным признаком, то уже в первом поколении гибридов все цветы будут красными, но задаток белого цвета не исчезнет. Гибридные растения могут и раз, и два, и десять раз скрещиваться с красноцветными растениями; каждый раз в потомстве будут красные цветы. Но задаток белого цвета будет только размножаться. Рано или поздно сойдутся пары с задатками белого цвета, и он проявляться у части ее потомства. Если белый цвет более полезен растению, чем красный, то, в конце концов, он победит в борьбе за существование… То есть Тимирязев помирил менделизм с дарвинизмом, что усилило глубокое уважение, какое молодой Вавилов испытывал к «неистовому Клименту».

8.

«Далекие от утилитарных целей, сделанные людьми, чуждыми агрономической профессии, генетические открытия лишний раз подтверждают мысль, что без науки научной не было бы и науки прикладной», – подчеркивал Вавилов в Актовой речи. Связь теоретической и прикладной науки будет проходить красной нитью через всё его творчество.

В заключение своей Актовой речи Вавилов указал на «такие вопросы, относительно которых трудно было бы определить, подлежат ли они ведению агрономической науки или чистой генетики». Таких вопросов он выделил два.

Г[ервый из них – происхождение культурных растений и домашних животных. «Восстановить картину генезиса культурного растения и животного, может быть, воссоздать ее – одна из основных задач науки как агрономической, так одинаково и генетики».

Второй вопрос – углубленное изучение «индивидуальностей, рас, сортов» возделываемых растений. Это он считал особенно важным в земледелии, ибо агрономия, «преимущественно до последнего времени занимавшаяся изучением среды, в которой возделываются растения», мало учитывала биологические особенности самих растений.

Слушатели вряд ли могли осознать, насколько глубоки и содержательны заключительные слова молодого коллеги. Да и сам он еще не знал, что, сосредоточившись на особенности индивидуальностей, он откроет биологические законы фундаментальной важности, что создаст теорию происхождения культурных растений, что избороздит пять континентов планеты и создаст крупнейший в мире банк генов культурных растений – неисчерпаемую кладовую для преобразования и повышения урожайности возделываемых культур.

1.

Стажировка в лучших зарубежных лабораториях была почти обязательным условием для начинающего ученого, «оставленного для приготовления к профессорской деятельности». Только после этого он мог представить к защите магистерскую диссертацию, получить место доцента, потом профессора в университете или научного сотрудника в научно-исследовательском учреждении. Такова была укоренившаяся традиция русской науки. Заграничная командировка хорошо оплачивалась государством, причем стипендиату предоставлялась полная свобода в выборе мест и характера занятий. Но стипендию давали не каждому – надо было выдержать конкурс.

В заявлении на командировку Николай Вавилов развернул широкую программу работ и занятий. Он намеревался ознакомиться «с современным состоянием биологии сельскохозяйственных растений», в частности, с «теоретическими основами селекции», и в особенности с тем, как изучаются в Европе болезни и иммунитет растений. Он уже начал исследования по иммунитету растений на Селекционной станции Петровки, намерен был продолжать их за рубежом и, главное, освоиться со всем тем, что было достигнуто в этой области.

Зарубежная командировка была рассчитана на два года – первый из них он планировал провести в Англии. В его записке названы имена британских ученых Харри Биффена и Маршалла Уорда, «особенно много сделавших в учении об иммунитете растений к грибным заболеваниям». С ними и их работами он планировал познакомиться на месте. Он не знал, что миколога Маршалла Уорда уже не было в живых, зато знал, что Харри Биффен – один из ближайших учеников Уильяма Бэтсона. Он также планировал прослушать курс генетики в Кембриджском университете, который читал другой ученик Бэтсона – профессор Паннет.