Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время - читать онлайн книгу. Автор: Семен Резник cтр.№ 237

В своем выступлении Дубинин высоко поднял знамя марксизма. Всякая наука – классовая; она либо прогрессивна, либо реакционна. Дарвин и Тимирязев – передовые ученые; Бэтсон и Лотси – реакционеры.

Процитировав известное высказывание Тимирязева о том, что законы Менделя разрешают самую большую трудность эволюционного учения («кошмар Дженкинса» ^[781]), Дубинин сказал: «Тов. Лысенко и товарищи, которые так часто выставляют К.А.Тимирязева в качестве абсолютного антименделиста, я считаю, что с вашей стороны нехорошо (в самом мягком значении этого слова) пройти мимо такого совершенно ясного указания Климента Аркадьевича» ^[782].

Он также остановился на высказываниях Мичурина о менделизме: «Мы знаем целый ряд высказываний против менделизма у Мичурина, но нужно сказать, что это высказывания более ранние. Однако позднее он признал существование менделеевского расщепления и писал, в частности, что к ряду растительных форм законы Менделя применимы во многих их деталях».

«Товарищи, не представляет никакого сомнения, что у академика Лысенко с вопросом менделизма получился большой конфуз. Но я думаю, что в значительной степени этот конфуз нужно отнести за счет помощника вашего, академик Лысенко, – тов. Презента.

Голоса. Правильно!

Дубинин. Вы нам так и сказали в Вашем вчерашнем выступлении, что когда Вы без единого эксперимента решили объявить менделизм неверным, то философски это дело решал тов. Презент. Вот Ваши слова, сказанные вчера: “Презент накручивал в этом деле”. Это Вы буквально сказали, я записал. Так вот, Трофим Денисович, Вы за этот конфуз скажите И.И.Презенту большое спасибо».

Противопоставив «мичуринцам» Тимирязева и Мичурина, Дубинин прихлопнул их Энгельсом: «О такой философии, которую Вам подсунул Презент, при помощи которой он объявляет объективные закономерности несуществующими, – о такой философии Энгельс писал в 1890 году в письме к одному историку культуры, что марксизм здесь превращается в прямую противоположность, то есть в идеалистический метод» ^[783].

В контексте боевого выступления Дубинина знаменателен его тон. Он не скупился на реверансы в адрес Лысенко, его «ошибки» переадресовывал Презенту, «указал на ошибки Н.И.Вавилова в связи с его законом гомологических рядов, подверг критике схоластическую постановку проблемы гена А.С.Серебровским», заявил, что «еще сильна и недостаточно осознана механистическая и упрощенная концепция Моргана о гене». По его словам, «идеалисты хватаются за ген, признавая в нем проявление идеалистической сущности, энтелехии и прочей чертовщины» ^[784]. Словом, только один человек «правильно» понимал генетику – Дубинин.

Вавилов был верен своему принципу ведения дискуссий. Он не цитировал ни Дарвина, ни Мичурина, ни Презента – он говорил о практике. Он привел новейшие данные о том, что в США уже 10 миллионов гектаров заняты инцухтги-бридами кукурузы – это не 5 % всей площади, как было в 1935 году, а почти 20 % процентов. Прибавка урожая – 150 миллионов центнеров. Напомнил, что хотя в СССР кукуруза возделывалась на меньших площадях, но все же занимала около 2 миллионов гектаров.

«Лысенко. А два ли миллиона?

Вавилов. 2 миллиона 300–400 тысяч.

Лысенко. Что-то я сомневаюсь.

Вавилов. Я растениевод и цифры знаю.

Лысенко. Ия растениевод.

Вавилов. Я растениевод и географ.

Лысенко. Я не географ» ^[785].

Оказывается, человек, поставленный во главе всей сельскохозяйственной науки в стране, не знал, какие площади заняты важнейшими культурами!..

Речь Лысенко была наглой по форме и совершенно пустой по содержанию.

«Я был бы рад, – демагогически говорил Лысенко, – если бы менделисты, так яро защищающие свои научные позиции, были объективно правы в науке. Почему бы мне тогда не согласиться с их учением о закономерностях развития растительных и животных организмов?» ^[786]

«Нужно вдуматься в то, почему Лысенко с переходом на работу в Академию с.-х. наук отказывается дискутировать с менделистами и в то же время все более и более отметает в агробиологии основные положения менделизма-морганизма. Плох будет тот работник (особенно когда он занимает в науке руководящее положение), если он не будет отметать неверные, застоявшиеся научные положения, мешающие движению практики и науки вперед. А ведь менделизм-морганизм не только тормозит развитие теории, но и мешает такому важному делу для колхозно-совхозной практики, как улучшение сортов растений и пород животных» (с. 146–147).

«Менделисты-морганисты, именующие себя представителями генетики “классической” (умалчивая о том, какого класса), в последнее время пустились просто на спекуляцию. Они заявляют, что критики менделизма разрушают-де генетику. Они не хотят признать, что настоящая генетика – это мичуринское учение» (с. 159).

«Н.И.Вавилов знает, что перед советским читателем нельзя защищать менделизм путем изложения его основ, путем рассказа о том, в чем он заключается. Особенно это невозможно стало теперь, когда миллионы людей овладевают таким всемогущим теоретическим оружием, как “Краткий курс истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)”. Овладевая большевизмом, читатель не сможет отдать своего сочувствия метафизике, а менделизм это и есть самая настоящая, неприкрытая метафизика. Вот почему от изложения содержания этой науки уклонился в своей статье и тот, кто ее защищает» (с. 155).

В стенограмме есть реплики, которыми сопровождалось это выступление: «Неверно, неверно!» Зато в редакционном комментарии сказано: «Речь тов. Лысенко выслушивается совещанием с большим вниманием. На трибуне ученый-новатор, производящий значительные сдвиги в сельскохозяйственной науке и практике».

О выступлении Вавилова сказано, что ему не хватало «самокритики».

10.

Через несколько дней после дискуссии Николай Иванович написал письмо Сталину. Оригинал письма, возможно, еще будет обнаружен в бумагах Сталина. Копия, оставшаяся у Вавилова, была изъята при обыске его московской квартиры, уничтожена вместе с другими материалами, «не имевшими ценности» для следственного дела. След остался только в протоколе обыска, где приведен список изъятых материалов. Под номером 3 там значится: «Письмо Вавилова Н.И. на имя т. Сталина о несогласии с академиком т. Лысенко в научных вопросах селекции на 10 листах – 1 шт.» ^[787].