Старший же сын Маисы работал где-то на Севере, то ли в Сургуте, то ли вообще за полярным кругом, и на родину не наведывался, так что Ира его вообще не запомнила. Это уж только сейчас, когда она сбежала в деревню, как крыса в нору, прихватив самое дорогое, что у нее было, – детеныша, она с изумлением обнаружила на месте старой Маисиной избушки добротный двухэтажный дом под красной крышей, резного петушка, украшавшего флюгер, три основательные теплицы, просторную баню с пристроенной к ней беседкой и огромный вольер для собак. А вместе со всем этим великолепием Полиекта Кирилловича и Светлану Георгиевну. Тогда же и выяснилось, что он – сын Маисы.
Признаться, без соседей она бы пропала в первый же день. В последние дни апреля дом казался стылым, и Ирина почти три часа топила его дровами, к счастью уцелевшими в поленнице во дворе. Все это время Ванечка был у Светланы Георгиевны, которая сварила ему манную кашу, затем накормила куриным супом из русской печки, а потом уложила спать на большой, очень мягкой кровати с белыми накрахмаленными простынями.
Ванечка вообще провел у соседей почти целый день, пока Ирина отмыла до скрипа старые половицы дощатого пола, оттерла от пыли столы, разобрала взятые с собой огромные сумки на колесиках: с вещами, с картошкой, с консервами, с крупами для Вани. В те годы, когда Ира наведывалась в деревню, здесь был маленький магазин, в котором продавали самый необходимый набор продуктов. Она надеялась на то, что уж хлеб, масло, макароны сможет купить всегда, а молоком и курятиной рассчитывала закупаться у соседей. Вот только не учла, что соседей не было. Не только в Заднем, но и на всю округу.
– Ну, вот мы тут, в Заднем, почитай, одни зимуем, – степенно рассказывал ей Полиект Кириллович, помогая спустить насос в колодец, отодрать деревянные ставни, закрывающие окна, и подключить электричество. – В Среднем на зиму вообще никто не остается. К началу июня Кольцовы приедут из Мурманска, да и все. В Заполье летом только три семьи обитают, да и то не три месяца, а меньше. В Семакино в двух домах зимуют, в Георгиевском с этого года ни в одном. Какой тебе магазин?! Летом раз в неделю автолавка приезжает, когда дачники подтягиваются. А зимой нет, нерентабельно.
– Как же вы тут живете? – с ужасом спросила Ирина, чувствуя, что вот-вот расплачется. Собираясь в деревенскую глушь, она как-то не учла местных реалий и теперь совершенно не понимала, как ей выживать здесь, а главное – кормить Ванечку. – Получается, что ближайший магазин где? В Соловьево?
Соловьево – небольшой поселок с ФАПом, почтой, магазином, школой и поселковой администрацией – располагалось в двенадцати километрах от деревни Заднее, и ходить туда хотя бы два раза в неделю казалось пугающей перспективой, еще и потому, что оставить на это время сына Ирине было совершенно не с кем. Господи, и как же она так вляпалась-то.
– В Соловьево, – кивнул Полиект Кириллович, видимо читая по ее лицу как по открытой книге. – Но ты не тушуйся, девонька. Я через день туда езжу. Зимой на снегоходе, летом – на мотоцикле с коляской. Так что пиши мне на бумажке, что тебе купить требуется, я и привезу.
Сделанное искреннее предложение решало неожиданную проблему, пусть и не полностью. И Ирина согласилась, горячо поблагодарив соседа.
Тот благодушно рассмеялся:
– Да брось ты, мне ж нетрудно. – И тут же спросил, полоснув неожиданно острым, пронзительным взглядом: – А ты к нам надолго?
Что ж поделать, если ответа на этот вопрос Ира и сама не знала.
– На лето точно, – сказала она, стараясь не выдать обуревавшего ее уныния. И еще страха. – А там видно будет.
– Трудно в деревне без мужика, – любопытный сосед не собирался отступать, не замечая, что терзает Ирину, – и дров принести, и печь протопить, и воды накачать, и огород разбить. Не выживешь ведь без огорода. Ты хоть это умеешь?
– Умею, – кивнула Ирина. – Хотя много лет и не делала. Моя бабушка была женщиной суровой. Я у нее тут летом без дела не прохлаждалась. Как вы думаете, найду я кого, кто мне землю вспашет? А уж посадить, прополоть, полить я умею. Тут не сомневайтесь.
Огород ей вспахал сосед. И навозом поделился он же. И рассаду в починенный парник дала Светлана Георгиевна. И яйца из-под домашних кур (да, Полиект и Светлана Куликовы держали кур, а еще поросят и двух уток). И блинчики на завтрак. И домашний хлеб. И пироги по средам и субботам, так же как это делала бабушка. В течение полутора месяцев Ирина каждый день по несколько раз благодарила провидение, что Куликовы вернулись со своего Севера в родную деревню, да еще так основательно здесь обустроились. Пропала бы она без них. Как есть пропала.
А так жизнь постепенно налаживалась, входя в привычную колею. Утром, пока Ванечка еще спал, Ира топила печь, ставила в нее чугунок с деревенским супом и второй – с картошкой. На газу варила кашу для Ванечки, себе отрезала бутерброд с сыром или колбасой, которые Полиект Кириллович регулярно поставлял из магазина в Соловьеве. Затем она поднимала и кормила сына, усаживала его в теньке огорода на травку, а сама полола грядки и подвязывала помидорные кусты в теплице.
После обеда, уложив Ванечку спать, она бежала на речку – постирать и прополоскать белье, дома мыла посуду и готовила нехитрый ужин – гречку с тушенкой, макароны с сыром, сырники из покупного творога. Когда Ванечка просыпался, они шли гулять, иногда предупреждая соседей, что хотят зайти в гости.
Без предупреждения появляться у Куликовых было небезопасно. Соседи держали двух огромных сторожевых псов, готовых порвать любого чужака, заходящего на их территорию. Когда Ира звонила, Полиект Кириллович загонял их в специально построенный загон. В остальное время псы просто бегали по участку, оглушительно лая, когда кто-то чужой проходил мимо. Бывало это крайне редко, потому что чужих в их деревеньке не водилось, но появиться у соседей без предупреждения Ира ни за что бы не рискнула.
Вечерами она поливала огород, а потом читала Ванечке книжку, сидя на крылечке, предварительно установив рядом пружинку от комаров. Вечером же, уложив сына спать, она иногда снова возвращалась на крыльцо, чтобы бездумно посидеть, глядя в летнее, почти не темнеющее небо. Красным угольком тлела антикомариная пружинка, пуская тонкую струйку пахучего дыма.
Где-то на краю деревни, за почерневшими, где-то сгоревшими, а где-то просто обвалившимися остовами соседских домов, закатывалось в незасеянное поле солнце. Густая тишина закладывала уши, словно вата. Ее можно было резать ножом, как желейный торт. Только комариный звон рассеивал ее, да иногда лениво брехали соседские собаки. Не зло. Не опасно.
Дома Ирины и Куликовых стояли на другом конце деревни, противоположном тому, где укладывалось спать солнце. За пролеском, в который в детстве они бегали по землянику, начиналось болото, вначале щедрое на чернику летом и бруснику с клюквой осенью, а затем непролазное, топкое. На болото детям ходить одним запрещалось. Бабушка на болото не ходила никогда, предпочитая покупать ягоды у соседей. Если же год выдавался урожайным, то те, бывало, и бесплатно делились болотными дарами. К примеру, дядя Дима Головин, отец Ирининого дружбана Паши, вечно оставлял на крыльце полные корзины. В Ирины обязанности входило потом с благодарностями вернуть их пустыми обратно.