– Значит, если пояс есть, он у Папаши. Что эта скорбная умом лепечет про надругательство? Ты хоть что-то понял?
– Она, как большинство человеческих дев, считает, что ее невинность представляет огромную ценность для всех мужчин, которых эта дева повстречает на своем жизненном пути.
– А невинность…?
– Это как-то связано с их репродуктивностью. Не напрямую, но…
– Скука.
– Согласен.
– Пояс? Она сможет его надеть?
– Если сострижет свои космы, она сможет надеть на себя все что угодно.
– Слышишь, скорбный ум, – обратился ко мне Чих, он был чуть выше Простака гораздо писклявее, – я пока схожу за твoим поясом, а ты воспользуйся ножницами, раз уж все рано они у тебя в руках.
Я бы его послушалась, я даже приподняла ту руку, на которую была намотана моя шевелюра, но что-то меня остановило. Может, аналогия с малихабарским жертвенным барашком. А скорее, жизненный опыт.
– Ты хочешь обменять мои волосы на пояс? – спросила я.
– Ну да, – Чих с готовностью кивнул. – Ты нам – свои космы, мы тебе – побрякушку. Согласна?
Хитрые глаза коротышки вишнево блестели. Святые бубенчики! Это как дважды два. Если сложить любовь к человеческим волосам с красными глазами мы получим фею.
– Ни за что на свете, малыш, – ласково протянула я, – ты просто вернешь мне мoй артефакт, потому что ни одна фея не может присвоить чужую вещь без разрешения.
Чих замер, сраженный моими умозаключениями.
– Может, в человеческом мире теперь видоизменились понятия пола? – спросил Простак. – Ну сам посуди, девушка называет себя графом, тебя – феей, в женском, заметь, роде.
Или эти понятия перепутались только в ее голове? Папаша ведь ее осматривал? Может там поражение каких-то подчерепных тканей?
– Болван! – громко решила я. – Не пытайся меня запутать.
Воришки! Вы пытались меня остричь, значит человеческие волосы для вас представляют ценность. Правильно?
– Ну и дальше что?
– Значит, вы феи!
– Странный вывод.
Я поняла, что умозаключения завели меня в тупик.
– Тогда кто?
– Давай так, – Простак кивнул подельнику, – Чих пороется в папашиных вещах и найдет твой пояс, а мы с тобой спокойно договоримся, что именно ты вкладываешь в понятие фея.
– Сначала, – рука уже устала держать ножницы, и я их опустила к бедру, – ты… Ах, не так. Ты, Чих, все-таки разыщешь мой артефакт. А ты, Простак… Я же правильно запомнила как вас зовут? Ты скажешь мне, кто вы такие, без уточнения понятий.
Чих кивнул и удалился по тропинке в сторону покосившегося деревянногo сарая.
– Итак? – я прислонилась спиной к бортику ящика. – Кто вы?
– Братья. Мы с Чихом – братья.
– Вы люди?
– Если людьми называются жители твоего мира, то нет.
– То есть, – я сделала широкий жест, – это все – не мой мир?
Собеседник кивнул.
– Мы в чертогах Спящего? – тут мой голос дрогнул от ужаса.
Простак хихикнул:
– Нет, граф, что ты. До чертогов отсюда довольно далеко. Но направление ты определила правильно. Вы называете это место – Авалон.
– Авалон – это гора.
– Правильно. И именно она является тем стержнем, но который нанизано множество обитаемых миров.
– То есть ты хочешь сказать…
– Нашел! – Чих бежал по тропинке, размахивая серебряным поясом. – Под табуретом валялся.
Как вести себя дальше, я не представляла. Отложить ножницы, чтоб взять пояс? Тогда я стану беззащитной.
Отпустить волосы, чтоб взять артефакт свободной рукой? Эта фаханова копна скует движения. И что делать сначала?
Дослушать лекцию Простака, или убеждаться в своей невинности?
– Будешь мерять? – спросил Чих.
– Непременно.
Хорошо, пусть они не феи, но они хотят мои волосы. Значит, мне есть, чем торговать.
– Отведите меня в свое жилище, – велела я. – Обещайте, что не попытаетесь причинить мне вред, а также заколдовать или воздействовать на мои органы чувств с целью обмана.
– Мы не врем, граф.
– Тогда пообещать этого не делать вам будет легче легкого.
Далее, как только я буду убеждена в том, что моей девичьей чести не нанесено непоправимого урона, мы поговорим и вы ответите на все мои вопросы.
– А взамен?
– Если ответы будут мне пoнятны, то есть, они могут мне не понравиться, но если я их пойму, я обещаю вам в награду один свой локон.
Коротышки окинули мои волосы плотоядными взглядами.
Торговля пошла.
– Обещаем, – вздохнул Чих. – А ты взамен пообещаешь убедить Папашу, что никто из нас тебя не целовал.
– В этом уверенности у меня нет. Я же без чувств была. А вдруг целовал? Не собираюсь врать вашему отцу.
Страдaния и ужас, появившиеся на маленьких лицах доставили мне извращенное удовольствие, поэтому я мстительно пообещала:
– И, если хоть кто-то хоть пальцем… Или, если пояс перестал работать, заставлю на себе жениться.
– Кого?
– Обоих! Боюсь, одного из вас человеческой женщине будет недостаточно.
Ох, что-то тебя заносит, Шерези. Если бы от поцелуев выветривалось фейское колдовство, была бы ты до сих пор в родном графстве, маменьке для мифологических полотен позировала.
– Я есть хочу, – пробормотал Простак, нарушив тяжелую тишину. Давайте, действительно, в доме поговорим. Остальных до заката не будет, тоже голодные придут, надо хоть чтo-то приготовить.
– Жениться не буду, – Чих повел рукой, приглашая меня следовать за ним.
– Если не целовал, то не придется, – успокоила я всех.
– Тебя или вообще?
– Меня.
– А вообще ты с кем целовался? – возбудился Простак. – А почему я об этом ничего не знаю? С кем? С водяной? С крылатой, которая заказывает у Папаши ветряные бубенчики?
Чих молча топал по тропинке и время от времени чихал.
Простак перечислял все возможные кандидатуры, и из их обилия я смогла сделать некоторые выводы о мнoгообразии видов здешних жителей.
Итак, где-то здесь, в достижимом удалении, находятся чертоги Спящего. Коротышки не феи, но что-то фейское в них есть. А также на, а скорее «в», в этом Авалоне, есть нимфы, водяные, мавки, фаханы и крылатые.
Тысяча фаханов!
Я обвела взглядом все доступное пространство. Ничего волшебного в нем не наблюдалось, то есть абсолютно. Ну, яркие краски, но я вполне могу представить эту же изумрудную зелень летом в Шерези, ну бабочки, порхающие с цветка на цветок, ну… Хотя, бабочки были странными. Их крылья, серебристые и блестящие, казались кружевными. И отбрасывали на траву странные пятнистые тени. Одна из бабочек подлетела к лицу, жужжа как ночная цикада.