Корни - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Хейли cтр.№ 98

– Ну же, Киззи, ползи!

А Киззи изо всех сил ползла за ней, курлыкая от удовольствия – ведь с ней играли и на нее обращали внимание. Белл сияла от радости, но знала, что даже если Кунта сейчас в отъезде с массой, ему достаточно будет узнать по возвращении, что мисси Анна была здесь, и лицо его омрачится, он сожмет губы и весь вечер будет молчаливым и хмурым, а это страшно ее раздражало. Впрочем, она понимала, что может случиться, если масса каким-то образом узнает об истинных чувствах Кунты, и это ее страшно пугало.

Белл изо всех сил пыталась убедить Кунту, что в этих отношениях нет ничего плохого – ему нужно просто заставить себя смириться с ними. Она часто говорила ему, что белые девушки бывают очень преданы своим черным подружкам.

– Еще до того как ты стал водить экипаж массы, он ездил к одной белой женщине, – сказала она. – Она умерла родами, как наша миссис. Но ее девочка выжила. Ее выкормила ниггерская женщина, у которой тоже была маленькая дочка. И девочки росли как сестры, а потом масса женился. Новая миссис была против такой дружбы и уговорила массу продать черную девочку и ее мамми тоже.

Белл рассказала, что, когда черных продали, у белой девочки начались мучительные истерики. Послали за массой Уоллером, и он сказал, что слабость и горе убьют малышку. Нужно немедленно вернуть черную девочку.

– Тот масса готов был убить свою новую жену собственными руками. Он сел на лошадь и помчался их искать. Уж не знаю, сколько ему пришлось потратить времени на выслеживание торговца, который увез девчонку и ее мамми. А потом он выкупил их у нового массы, которому торговец их продал. Он привез эту черную девчонку и вызвал адвоката, чтобы тот записал ее собственностью своей дочки.

Белл сказала, что белая девушка уже выросла, стала женщиной, но здоровье ее так и не восстановилось.

– Черная до сих пор рядом и заботится о ней. И обе так никогда и не вышли замуж!

Кунта подумал: если бы Белл рассказала эту историю, чтобы показать, что черным не нужно дружить с белыми, ей вряд ли бы удалось найти лучший пример.

После рождения Киззи Кунта и Скрипач постоянно приносили на плантацию новости об острове за большой водой. Остров назывался Гаити. На тридцать шесть тысяч белых, преимущественно французов, приходилось полмиллиона черных. Черных привезли туда на кораблях из Африки. Они работали на больших плантациях, где выращивали сахарный тростник, кофе, индиго и какао. Как-то вечером Белл сказала, что масса Уоллер говорил своим гостям, что богатые белые на Гаити живут как короли и презирают бедных, которые не могут позволить себе иметь рабов.

– Ну надо же! – саркастически ухмыльнулся Скрипач. – Кто бы мог подумать?

– Вот именно! – со смехом подхватила Белл.

А еще масса рассказывал своим потрясенным гостям, что на Гаити белые мужчины так часто соблазняли и насиловали рабынь, что теперь там насчитывается почти двадцать восемь тысяч мулатов и светлых. Их обычно называют «цветными». Почти всех их белые хозяева и отцы освободили. А один из гостей сказал, что эти цветные берут себе в супруги еще более светлых, чтобы у них были совершенно белые дети. А те, что все же напоминают мулатов, подкупают чиновников, чтобы в документах их предками числились индейцы или испанцы – кто угодно, только не африканцы. Это было удивительно, невероятно и весьма неприятно. Масса Уоллер сказал, что по дарственным и завещаниям многих белых эти цветные теперь получили не меньше одной пятой земель Гаити – и рабов, которые на них работают. Они отдыхают во Франции и учат там своих детей, как раньше делали только самые богатые белые. И они презирают бедных белых! Садовник и Скрипач с удовольствием слушали, как были шокированы гости массы.

– Вы будете хохотать до слез, – перебил Белл Скрипач, – узнав, о чем говорили богатые массы, когда я играл им котильоны на прошлой неделе.

Массы обсуждали, как бедные белые на Гаити ненавидят мулатов и светлых. Они даже подписали петицию, и Франция в конце концов приняла законы, которые запрещают цветным выходить по вечерам, сидеть рядом с белыми в церквях и даже носить ту же одежду. Но белых и цветных роднило одно – их общая ненависть к полумиллиону черных рабов на Гаити. Бывая в городе, Кунта сам слышал, как белые со смехом рассказывали, что рабам на Гаити живется гораздо хуже, чем здесь. Черных там избивают до смерти, а порой закапывают заживо. А беременных черных женщин гоняют на работу, пока у них не случится выкидыш. Кунта не хотел запугивать друзей и не стал рассказывать им об еще более бесчеловечных жестокостях. Он слышал, что одного черного прибили гвоздями к стене и заставили съесть собственные отрезанные уши, женщина-тубоб отрезала всем своим рабам языки, а другая завязала черному младенцу рот, и тот умер от голода.

Подобные ужасные истории Кунта слышал последние девять или десять месяцев. Поэтому он не удивился, когда летом 1791 года стало известно о том, что черные рабы на Гаити подняли кровавое восстание. Тысячи черных забивали насмерть и обезглавливали белых мужчин, вспарывали детям животы, насиловали женщин и сжигали все плантации. Север Гаити покрылся дымящимися развалинами. Белые сопротивлялись отчаянно – они пытали, убивали и даже сдирали кожу со всех черных, которые попадали им в руки. Но их было слишком мало, а черный бунт все ширился. К концу августа несколько тысяч выживших белых прятались в убежищах или пытались покинуть остров.

Кунта никогда еще не видел тубобов Спотсильвании такими разъяренными и напуганными.

– Похоже, они перепугались больше, чем из-за последнего бунта в Вирджинии, – сказал Скрипач. – Это случилось через два или три года после твоего появления, но ты тогда еще ни с кем не разговаривал, так что даже не знал об этом. Это началось в Новом Уэльсе, в округе Ганновер в Рождество. Надсмотрщик сильно избил молодого ниггера, а тот набросился на него с топором. Тут подоспели остальные ниггеры, и надсмотрщику едва удалось унести ноги. Он бросился за помощью, а обезумевшие ниггеры схватили еще двух белых, связали их и стали избивать. Но тут примчалась куча белых с ружьями. Ниггеры укрылись в амбаре. Белые пытались выманить их оттуда, но ниггеры сделали себе дубинки из бочарных клепок и набросились на хозяев. Двух ниггеров застрелили, многие черные и белые пострадали. Вызвали патрули полиции, приняли новые законы, и на этом все кончилось, но волнения длятся до сих пор. Гаити снова всполошило белых людей, ведь им отлично известно, что прямо под их носом живет целая куча ниггеров и достаточно искры, чтобы бунт вспыхнул прямо сейчас. А уж если такое начнется, то пойдет повсюду – и тогда в Вирджинии будет то же, что на Гаити.

Мысль эта Скрипачу явно нравилась.

Кунта скоро убедился, что белые боятся за себя. Куда бы он ни ехал, на городских площадях, в торговых лавках, тавернах, церквях – белые повсюду собирались небольшими возбужденными группами. Они краснели и хмурились, когда рядом оказывался он или другой черный. Даже масса, который редко разговаривал с Кунтой – только сообщал, куда его отвезти, – стал произносить эти немногие слова гораздо отрывистее и холоднее. Целую неделю полиция округа Спотсильвания патрулировала дороги и допрашивала всех черных, требуя с них подорожные. А если они вели себя подозрительно или просто казались патрульным сомнительными, их избивали и бросали в тюрьму. На собрании местных плантаторов было решено отменить приближающийся праздник урожая для рабов. Рабам запретили собираться – только на своих плантациях. За любыми танцами, праздниками и молитвами должен был наблюдать надсмотрщик или кто-то из белых.