Лето бабочек  - читать онлайн книгу. Автор: Хэрриет Эванс cтр.№ 64

Единственная часть моей работы, которая была абсолютно обязательной, заключалась в том, чтобы ежедневно вырезать колонку частных объявлений в «Таймс» и оставлять ее на общем столе, чтобы мои работодатели могли прочитать, что там написано. Та же колонка, за которой я провела долгие часы в Британской библиотеке; в те дни это часто было единственным способом общения, и Ашкенази настаивали на выполнении этой задачи. Даже Миша становилась тревожной, когда я кричала, что колонка на их столе. Они склонялись над столом Михаила, просматривая напечатанное, затем вставали, он шептал: «Все хорошо» – и иногда поглаживал спину своей жены. Затем Миша возвращалась в свою комнату, свободная до конца дня, чтобы написать свои стихи и лечь в постель, разговаривая с двумя кошками, Гарпо и Гаммо.

Они были неподходящей парой, но, несомненно, были преданы друг другу. Он назвал ее Мишки, а она назвала его Жук. Она обхватывала руками его крошечную талию, чтобы он прижался к ее груди, и так они стояли минуту или около того, тихо дыша друг на друга.

Мне очень грустно вспоминать это сейчас. После окончания войны я много раз пыталась выяснить их судьбу. Только в один серый день в 1961 году в книжном магазине на Чаринг-Кросс-роуд я узнала правду. Тогда же я знала только то, что они, как и я, приехали в Лондон, чтобы сбежать, и я уважала их молчание. У всех нас были секреты.

* * *

В течение тех первых двух недель с Ашкенази я очень мало кого видела, и когда я не была занята их компанией, я часами гуляла по Лондону, оглядываясь вокруг, на пустые «Даймлерз» возле домов моды в Мейфэр, где босоногие дети бегали без присмотра в Кларкенуэлле, худощавые женщины выходили из «Савой», море котелков качалось вокруг собора Святого Павла. Я наблюдала за ночным городом, случайными и странными актами насилия или страсти: молодая бледная женщина плюнула в лицо пожилому мужчине в Сохо, который прошипел на нее «вагина» – я никогда раньше не слышала этого слова. Я видела пару, которая страстно целовалась у «Шикиз», в одном из темных дворов театра, – ее руки шарили, поспешно поднимая жесткую шелковую юбку выше пояса, его зубы и язык жадно кусали ее шею, растопырив руку, сжимая синеватую грудь, которая выпала из бюстгальтера, – я стояла и наблюдала за ними в течение нескольких секунд, мучительно кровь мчалась по венам, прежде чем я заставила себя отвернуться.

Но я редко была недовольна. Я чувствовала себя свободной, беззаботной. Я видела Эл несколько раз с момента нашей первой встречи, но ненадолго. Либо один из нас приходил, а другой уходил, либо мы были на улице и было неловко останавливаться и заводить разговор. Однажды я увидела, как Эл спорит с какой-то обиженной девушкой на ступеньках нашего здания, и поспешила войти внутрь, смутившись за них обоих. На девушке была вызывающая голубовато-фиолетовая помада, и она все время говорила: «Алейн».

– Алейн, – она стонала в какой-то сломленной манере, когда я возилась со своей собственной защелкой. – О, Алейн, пожалуйста, не будь таким.

– Слушай, извини… – сказал «Алейн» тихим голосом, и я заметила, что мое сердце сжимается от звука этого тихого, доброго голоса. – Привет, Тедди.

– Привет, Алейн, – сказала я, и в ответ получила легкую загадочную улыбку.

Однажды вечером в середине мая я сидела в гостиной Ашкенази, желая, чтобы они собрались и пошли спать, чтобы я могла заползти обратно в свою комнату и закрыть дверь в сад. Была чудесная теплая ночь, и они с тремя гостями довольно долго сидели в саду. Свечи сгорели до блестящих восковых медальонов, большая пепельница из синего стекла размером с человеческую голову была почти до краев заполнена окурками, а из моей комнаты доносился звук граммофона, который играл симфонию № 2 Рахманинова: Михаил всегда слушал Рахманинова, когда злился. Только что пришла новость о футбольном матче между Англией и Германией накануне вечером в Берлине, где английские игроки исполнили нацистское приветствие. Атмосфера была лихорадочной, в воздухе витали разговоры о предательстве.

Миша и Михаил развлекали одного из своих старых друзей из Санкт-Петербурга, ужасно грустную женщину по имени Катя. На прошлой неделе Катя получила известие о том, что ее мужа Стефана, который, как и Михаил с Мишей, изначально покинул Россию и переехал в Вену, забрали сотрудники полиции, которые не сказали, почему и где он находится. Он был евреем. Среди других гостей были угловатая, добрая скульптор по имени Джинни и ее муж Борис (пьяный русский, игравший на губной гармошке). Борис был резким и хамил, в отличие от других друзей Ашкенази. Его представили Гремальты, которые были известными торговцами произведениями искусства в Париже, а также давними друзьями Ашкенази – и это давало Борису лицензию, которую он иначе не имел бы. В мою первую неделю он схватил меня за грудь, когда проходил мимо моей кровати при выходе, потянулся вниз и, мучительно смяв мою плоть, прошипел:

– Эта вишенка почти созрела, а?

Я оттолкнула его, увернувшись и пробормотав, что ему пора уходить. Тогда я подумала про себя, что быть богемным иногда бывает довольно трудно.

– Дитер говорит, что он сбежал, – говорила Катя. – Он говорит, что квартиру обыскали, что ничего из наших вещей не осталось. Стефан никогда не сбежит, не сказав мне ни слова. Его забрали.

Голос Миши, жесткий и слабый, застрял у меня в голове на несколько дней, потому что я никогда не слышала, как она говорит о доме или о том, почему они сбежали, никогда не слышала, как она говорила о международной ситуации не в общих чертах.

– Михаил. Их уже забирают. Михаил.

И Михаил отвечал уверенным, мягким голосом:

– Еще есть время. Они заняты строительством своей империи. Еще есть время, моя любовь.

Обрывки разговора долетели до меня из сада, когда остальные утешали Катю и обсуждали, что можно сделать. Мне не нравилась мысль о том, что Борис будет проходить мимо меня, когда я буду притворяться, что сплю в своей кровати, поэтому я сидела, свернувшись калачиком в кресле, читая триллер примерно до часа ночи, когда разговор стал громче, и собравшаяся компания, казалось, не показывала никаких признаков движения. Я начала дремать. Я ущипнула себя, чтобы не заснуть, но это было бесполезно. Я начала клевать носом и в конце концов встала, как только дверь в мою комнату распахнулась, и из сада появился Борис с пустым шейкером для коктейлей.

– Ах, – тихо сказал он. Его глаза были стеклянными и смотрели на меня. – Ты прячешься здесь?

Я потерла глаза, когда он подошел ближе.

– Вам что-то нужно?

Я не понимала, почему Ашкенази дружили с Борисом. Мне не нравилось то, как он смотрел на меня, или то, как он размахивал ногами, не обращая внимания на то, что пачкает ноги Джинни, или то, как он вытирал рот рукавом и пил джин залпом. Я села, и он сказал:

– Да, малышка. Маленькая черешенка вот-вот лопнет.

Это было так внезапно, что я не успела среагировать. Он закрыл дверь из моей спальни в сад и, подойдя к креслу, схватил меня за плечи и начал целовать мою шею; я чувствовала его зубы, царапающие кожу, и выскочила из кресла, выкручивая руки, пытаясь стряхнуть его с себя. Но он скрутил меня и толкнул к стене, от чего я вскрикнула.