Ловец бабочек. Мотыльки - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 57

Тогда совы?

Возятся на чердаке. Гнездо вьют.

…из черепицы?

Демон отчетливо хихикал. Или не демон?

Катарина повернулась спиной. Ничего-то человек этот не скажет…

— …потому что им глубоко плевать на наши с вами души. Раньше, быть может, они и заботились о слабых, с демонами сражались, веру крепили, но раньше… а теперь… зажирели, обленились… храмы поставили. А мы в эти храмы ходим. Молимся. Лбы расшибаем, а заодно уж золотишко несем… да…

Звук стал громче.

Явственней.

Уже не скрежет, а… а будто бы крышу раздирали чьи-то когти. И появилось такое вот беспокойство… револьвер, который сам собой в руку скользнул показался ничтожною защитой. Не против того, кто пробирался в дом.

И проберется.

Еще немного… еще чуть-чуть… почему же они так спокойны?

— Себастьян, — Катарина подошла к князю. — Вы ничего не слышите?

— Нет.

Он поднялся.

Голову наклонил. Прислушался. Нахмурился. И повторил.

— Нет. Только… неспокойно.

— Это да, — согласился пан Белялинский, который тоже прислушался. — В этом доме совершенно точно никому нет покоя. И вы бы шли, пока отпускают. А то мало ли…

…заскулило.

…нет, не ветер… ветер иначе воет, а это — собака плачет, брошена за порогом. И неужто злые люди не откроют? Очерствели сердца их? Там, снаружи, холодно.

И темень.

И твари всякие прячутся. Собаки тоже боятся темноты. А люди… откройте же дверь.

Нельзя.

— Поздно, — Катарина сжала револьвер.

Пули заговоренные.

И серебряные есть… но она не уверена, что серебро причинит твари, кем бы она ни была, хоть какой-то вред…

— Надо собрать всех, кто есть в доме, в одну комнату… — Катарине не хотелось отпускать руку князя, более того, ей показалось, что если эту самую руку отпустить, она потеряется.

Надо было ликвидировать неграмотных…

…из речи министра образования об историческом процессе и грамотности.

Ольгерда почувствовала дурноту еще в гримерной.

…сегодня она скажет о том, что уходит…

…обрадуются?

…или станут пенять, что так скоро, что без предупреждения… контракт опять же… ангажемент… когда он истекает? Скоро… она ведь не даром беспокоилась о будущем своем… но ничего, Порфирий оплатит неустойку… или нет? Нет, не будет никакой неустойки, пусть только попробуют стребовать, она живо напомнит директору о маленьких его шуточках, что с актрисами, что с билетами будто бы не проданными, что с иными… делишками.

Правильно.

Ольгерда коснулась пуховкой лица и, сделав вдох, прикрыла рот. Боги… как воняет… розой? Нет, не розой… плесенью… падалью…

Кто посмел?

Твари… ни на мгновенье нельзя отвернуться, никак налили в пудреницу…

Ольгерда взяла коробочку двумя пальцами и, добравшись до двери — от запаха мутило и голова пошла кругом, — вышвырнула ее в коридор. Пусть там… но странное дело, не полегчало. Запах будто бы привязался к пальцам.

И к коже.

Ванну… ей немедленно надо ванну принять… иначе смерть… иначе…

Сердце вдруг остановилось, и Ольгерда явственно осознала — она умрет. Здесь и сейчас… и пол закружился, грязный такой… в углу пыль, во втором — паутина серая… паутина к удаче…

Листы с ролью рассыпались.

Дурная примета.

Папильотки под кроватью… и лента… ленту надо взять…

— С вами все в порядке? — дверь вдруг распахнулась, и наваждение сгинуло.

Что это было?

Потом.

Сейчас в дверях стояла рыженькая стервочка, которая с самого первого дня портила Ольгерде кровь. Сразу надо было выставить из театру, ан нет, пожалела сиротинушку, а эта сиротинушка, быстро разобравшись в местных делах, отыскала себе покровителя.

Ишь, разоделась.

Платье новое, с воротником отложным, с рукавами прямыми, аккуратными. На корсаже бантики. На рукавчиках этих тоже бантики. И на юбке. И даже в рыжих кудрях. И вся такая скромная, милая… улыбается.

Она?

Больше некому…

— Чего тебе? — Ольгерда провела языком по губам. Сухие. И потрескались. Надо будет на ночь маслом смазать или лучше жиром барсучьим, пусть и мерзость, но губы живо в порядок приведет.

— Я хотела с вами поговорить, — дрянь протиснулась бочком. — Если вы не возражаете…

…время.

…на грим осталось всего ничего и выход скоро… и наверняка принесла дурные вести, ишь как глазенки поблескивают… нечего ей делать сегодня, в этом спектакле она не занята… и вообще… знать, желает вывалить на Ольгерду ворох дрянных новостей, выбить из равновесия, чтобы… правильно, чтобы играть не могла.

Ах, до чего мысли путаются.

— Говори, — милостиво разрешила Ольгерда.

Роль она сыграет, что бы ни случилось.

— Видите ли… — рыжая дрянь осмотрелась и сморщила носик. — Чем это у вас тут пахнет?

— А чем пахнет?

Смрад не исчез.

Изменился. Черемуха? Нет, скорее кошатины… да, старая шутка… тряпка, которую кошки метили… или песок… в угол подсыпать, чтобы воняло. Запах не сразу появится, но появившись, заполонит всю комнатушку, благо, она невелика. И вывести его будет невозможно.

— Не знаю, — с лаковой улыбочкой ответила рыжая.

Ишь, ресничками хлопает… но хороша… Ольгерда раньше тоже красавицей была. И осталась. Только теперь ее красота несколько иного свойства.

Она заставила себя повернуться к зеркалу.

Пудра.

Румяна.

Тени. Лицо она рисовала куда более тщательно, чем обычно. И отложив кисточку для ресниц, все ж поинтересовалась:

— Так чего ты хотела? Мне скоро на выход.

— Ах… простите, я не отниму много времени… вы, конечно, завтра все узнаете, но мне хотелось бы самой… — ручонки заломила, глазенки опущены, поза почти скорбящая, но сквозь скорбь прорывается этакое… довольство?

— …видите ли… наш директор посчитал, что… вы, безусловно, талантливы, но публика желает свежих лиц…

— Твоего что ли?

Ольгерда фыркнула.

И рассмеялась. Публика желает… публика здесь такого свойства, что сама знать не знает, чего пожелать, пока ей об этом не скажут.

— А хоть бы и моего, — девчонка не выдержала, вскинулась. — Мне были предложены некоторые роли… и я согласилась.