Не слушая жалобного лепета девушки, Лев стремительно сокращал дистанцию, и на лице букиниста читалась решимость довести начатое до конца. Когда Лев приблизился почти вплотную и потянулся к ее шее, девушка в отчаянии схватила с тумбочки тяжелую, под хрусталь, вазу и обрушила мужчине на голову. На пол выплеснулась вода, по отливающей ртутью луже рассыпались пурпурные розы. С минуту, показавшуюся Долли вечностью, Лев удивленно рассматривал ее, а затем ноги его подогнулись, и букинист рухнул в растекшуюся по комнате воду.
Долли присела перед ним на корточки и, глотая слезы, зашептала:
– Боже мой, что я наделала! Лев, вставайте, прошу вас! Господи, я его убила! Лили, иди же скорее! Лили!
Девушка поднялась и устремилась к кровати. Склонилась над подругой и стала трясти ее, словно стараясь разбудить. Но та оставалась недвижной, лишь руки и голова безвольно мотались, как у тряпочной куклы.
– Господи, да что же это такое! Они все мертвы! – всхлипнула Долли, и, оставив все как есть, опрометью выбежала из гостиничного номера.
Москва, наши дни
Спала я плохо, мучимая мыслями о несправедливости судьбы. Ведь это навязчивая идея. Одержимость. Культ. Виктор любит свою жену так, что даже страшно делается. А ведь он хороший парень. За что ему такое?
Я лежала и думала, что да, в личной жизни мне не везет. Хорошие парни либо с приветом, либо совсем не хорошие. Зато у меня всегда есть шанс с головой погрузиться в работу. Километры спутанных пленок в подвале дома фон Бекка зовут и манят. Для соседа же его личная драма приобрела поистине уродливые очертания. И превратилась черт знает во что. Светало. На экране мобильника высветилось пять ноль-ноль, и я решила, что пора вставать. Поднялась, оделась и пошла к Карлинскому.
Толкнув дверь, прошла в комнату дяди, с порога ощутив запах алкоголя и приторных духов, по пути задев коленом стул и зацепив стоящую на полу пустую бутылку. Раскинувшись на подушках, дядюшка похрапывал между двух свернувшихся калачиком девиц. Три обнаженных тела белели в рассветном полумраке на синей простыне, одеяло валялось рядом с кроватью. Перегнувшись через пышную брюнетку, я тронула дядю за плечо и, глядя в его недоумевающее сонное лицо, горячо заговорила:
– Я не знаю, дядя Боря, как ты это сделаешь, но ты обязан вернуть Виктору жену! Он много страдал и достоин счастья.
– О, как тебя приперло! – выдохнул Карлинский. – Аж на «ты» перешла, и снизошла до «дяди Бори».
Пошарив рукой в поисках одеяла, дядя повернулся на бок и лениво протянул:
– Хватит дурить, Софья, иди спать. Рано еще. Утром поговорим.
Но я решила проявить твердость.
– Уже утро, вставай!
– Пшла вон, я сказал! – прикрикнул Карлинский, покосившись на меня злым глазом.
Я не шелохнулась. В конце концов, ведь не убьет он меня? И я настойчиво повторила:
– Не уйду, пока не дашь мне слово!
– Убирайся!
– И не подумаю. Верни Оксану!
– Выучил на свою голову. Иди уже, спи. Будет Виктор счастливым, слово даю.
Я вышла от Карлинского и решительно повернула к Вере Донатовне. Открыв дверь, вошла в темное помещение и ощутила явственный запах красок и скипидара. Это показалось странным – обычно у старушек пахнет валокордином и чайным грибом. В центре комнаты угадывались очертания мольберта с белеющим в темноте холстом. Накрывшись пледом, хозяйка спала на диване, поленившись разбирать кровать. А может быть, просто устала так, что не осталось сил. Приблизившись заваленному кистями столу, я тихо позвала:
– Вера Донатовна!
– Что случилось? – вскинулась старушка.
– Дайте ключи от Дома культуры, пойду в подвал, пленки разбирать.
– Сонечка, детка, иди, отдыхай. Поспи еще, не выспалась же.
– Да не могу я спать. Нужно дела делать.
– Похвальный энтузиазм, – согласилась Ветрова, нехотя вставая с дивана, подходя к платяному шкафу, доставая с полки запасной ключ и протягивая мне.
– Вот, возьми, пусть будет у тебя. Там сторож спит в беседке, зовут Равиль. Равилю скажешь, что я разрешила открыть подвал. Может, позавтракаешь? – запоздало спросила она, когда я почти вышла из комнаты.
– Нет, спасибо, что-то не хочется, – откликнулась я, устремляясь по коридору к входным дверям.
– Хоть яблочко возьми, – не унималась Вера Донатовна, бросаясь за мной вдогонку и запихивая яблоко мне в карман. – И ветчину там кушай, не стесняйся.
Просмотром пленок можно заниматься вечно. И я бы занималась, если бы соседка не примчалась в пятнадцать сорок пять и не позвала меня обедать.
– Звонил Борис Георгиевич, – сообщила старушка, глядя, как я расправляюсь с куриной ножкой. – Просил нарядить тебя, словно королеву. Ты ешь скорее, и будем камни выбирать.
У Веры Донатовны оказалась обширная коллекция превосходных драгоценностей. Драгоценности хранились в шкатулке из слоновой кости, которая сама по себе являлась произведением искусства. Поставив шкатулку на стол, старушка один за другим вынимала украшения и раскладывала передо мной, неспешно рассказывая:
– Моя бабушка была экономкой у Германа фон Бекка. Герман Леонидович не скупился на подарки – одаривал щедро и со вкусом. Смотри, Сонечка, как тебе это колечко? Бриллиант в изумрудах. Надень. Надень-надень, не стесняйся! Очень хорошо! А это сапфиры. Видишь, какие крупные? Примерь на другую руку. О-о! Как будто ты в этих перстнях родилась. А к перстню с сапфирами еще есть сережки. Ну-ка, давай сюда ушки! Подставляй правое. Теперь левое. Вот так. Сама же видишь, как сапфиры оттеняют глаза. Ну, и кулон на шею. Вот этот, в форме лилии. Геральдический! Ты у нас в этом платье красавица! Надо же, как тебе все идет. Борис Георгиевич будет доволен. Ну, ни пуха.
– Дядя хочет, чтобы я привезла Яковлева прямо сюда?
– Для этого Борис Георгиевич придет сегодня пораньше, – кивнула соседка. И, понизив голос, добавила: – По такому случаю Карлинский даже журналисток обратно в бордель отослал.
– Не любите вы, Вера Донатовна, массмедиа, – усмехнулась я, в сопровождении Ветровой выходя в коридор и устремляясь к двери.
Меня удивило, как легко старушка отдала чужому, малознакомому человеку свои драгоценности. И в душу закрались сомнения – а не попытаются ли меня ограбить? Сомнения переросли в панику. Заходя в метро, я сосчитала до пяти и сказала себе, что в случае нападения я готова дать отпор. Во-первых, перстни на пальцах – это тот же кастет, ну и перьевая ручка в совокупности с несессером – оружие страшной убойной силы.
Путь мой лежал в район Тверской-Ямской, если верить Яндекс-картам, нужный дом был где-то во дворах. Следуя указаниям навигатора, я миновала череду узких переулков и обнаружила типовую муниципальную школу, где, как следует понимать, Академия Энергетических Практик Ангелины Цатурян арендовала помещение для занятий. Пришла я на двадцать минут раньше указанного на сайте времени и влилась в толпу ожидающих. Я насчитала восемнадцать персон. Почти все были женщины – затесалась лишь парочка мужчин, и выглядели они как разведчики на вражеской территории. Да так оно и было, ибо курс назывался «Привлечение женского счастья в свою жизнь», и эти двое казались здесь явно лишними. Хотя, с другой стороны, занятие вел мужчина. Так почему бы и этим парням со временем не стать преподавателями методик постижения женского счастья?