Жёстко и угрюмо - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Рубанов cтр.№ 41

Оно, наверное, воспринимало родителей как некие облака; кроме большого и тёплого мамы-облака и меньшего по размеру, резко пахнущего папы-облака вокруг него вращались, наблюдая и посылая сигналы, многие другие облака. Младенцы видят духов. Едва пришедшие с той стороны, они сохраняют прочную связь с тонким миром. Они наполовину ещё там, в нигде, за началом, за нулевой отметкой.

По мере продвижения вперёд – два месяца, три месяца – существо научилось ориентироваться, активно сигнализировать, выражать личное мнение.

Однажды я услышал возмущённое пыхтение – и, зайдя в детскую, увидел: жена привязывает ребёнка к себе. Огромные – метр на два – разноцветные куски ткани были разложены повсюду. Обмотанная дочь выглядела озадаченной.

– Ей пока не очень нравится, – сообщила жена.

– Есть же специальные рюкзаки, – сказал я. – Сунул, застегнул замок и пошёл.

Не отрываясь от своего занятия, жена произнесла:

– Никогда не говори слинго-маме про рюкзак. Я женщина, я хочу наряжаться. Выглядеть. Что такое рюкзак? Зачем все эти лямки и ужасные железные крючки? Как я могу носить эти лямки и крючки? Я же не парашютистка!

И она наконец затянула нужные узлы, образовав с дочерью единое целое. Дочь притихла.

– А самое главное, – сказала жена, – рюкзак плохо распределяет нагрузку. А слинг – идеально. В слинге ребёнок словно парит. В точности как в утробе. Потрогай, проверь.

– Ещё чего, – сказал я. – Обойдётесь как-нибудь без меня.

– Не обойдёмся, – ответила жена. – Самые серьёзные слинго-мамы – это те, кто имеет рядом слинго-папу.

– Отпадает, – сказал я. – У меня нет титек. Ребёнок должен тыкаться носом в мягкое и тёплое. А у меня – шкура и арматура. И седые волосы. И запах табака. К тому же я никогда не разберусь в этих узлах. На меня не рассчитывай. Даже не думай.

Ребёнка растили по системе «всё время на руках».

Жена подняла горы информации и регулярно зачитывала мне цитаты из книги о некоем полудиком племени, живущем в дебрях латиноамериканских джунглей: эти ребята приучали младенцев висеть на матерях и отцах. Если верить авторам книги, дети вырастали спокойными и крепкими. Хотя, в общем, если б я родился и вырос в джунглях – тоже был бы спокойным и крепким. Тягал бы с веток папайю, пил из ручья и вместо железобетонной коробки ночевал под навесом из пальмовых листьев, в обнимку с животными, и они лизали бы шершавыми языками мои пятки; клянусь богом, я становлюсь крепче и спокойнее от одной мысли об этом.

Конечно, жена была права. Детёныш должен держаться как можно ближе к матери. Маленькие дети обезьян висят на своих меланхоличных мамашах: то в живот вцепятся, то в спину; что может быть проще? Чадо, пребывающее на руках взрослого, поневоле участвует во взрослой жизни, слышит взрослые разговоры и наблюдает за действиями взрослых. Ну и, разумеется, энергия: ребёнок – мощный генератор всех положительных энергий, какие только существуют.

Сияющая от удовольствия дочь взирала на мир с высоты полутора метров. Трое взрослых – мать, бабка и примкнувший к ним отец – превратились в её личных биороботов. Дочь мяукала – ей давали есть. Она кряхтела – её несли какать.

Тёща – основной апологет концепции – умела держать ребёнка одной рукой, а второй рукой без усилий готовила обед из трёх блюд. Она вырастила двух дочерей, затем, после некоторого естественного перерыва, ещё двоих внуков. Однажды на кухне я увидел, как тёща, одной рукой удерживая младенца, второй помешивала в кастрюле – и вдруг из складок одежды появилась третья рука, чиркнула спичкой и зажгла ещё один огонь на плите. Это впечатляло. Многие умные талантливые люди после тридцати – сорока лет активной жизни умеют открывать третий глаз или отращивать третью руку, теоретически и я это знал, – но видел впервые.

К началу зимы разноцветные тряпки стали появляться во множестве. Жена вступила в бурную переписку с единомышленницами. Теперь у входной двери висела слинго-куртка. То есть обычная зимняя куртка, имеющая слинго-вставку. Слинго-мама приматывала к себе дитя, облачалась в слинго-куртку, застёгивала слинго-вставку и шла на прогулку. Понятно, что слинго-мамы презирали коляски: зачем ребёнку уныло и одиноко пребывать в четырёхколёсной коробке, если можно греться теплом матери и общаться – глаза в глаза – с расстояния в двадцать сантиметров?

Я переживал благополучный период: писал сценарий для огромного фильма из древнерусской жизни. Половина моего сознания находилась в X веке, когда всякий мужчина мечтал примкнуть к дружине какого-либо князя, выколачивать из данников куны и в конце концов умереть на поле боя зрелым и многоопытным дядькой тридцати лет. Выныривая, после нескольких часов работы, из X века в настоящее время, я всему умилялся. Увлечение жены привязными способами материнства смешило меня.

– А зачем, – спрашивал я, – выписывать каждый новый слинг из Шотландии? Нельзя ли добывать товар где-нибудь поближе? И вообще, зачем их так много?

– Это не много, – отвечала жена, – это мало. Учти, я не крутая слинго-мама. Начинающая. У девушек бывают стопки по сорок – пятьдесят штук. Хочешь – покажу фотографии. У нас есть сообщество в интернете. Закрытое, естественно.

– Зачем же я буду смотреть, если – закрытое?

– Тогда поверь на слово. Слинго-шарф нельзя сшить. Его ткут вручную. Ткань тянется только по диагонали. Рисунок, цвет – всё должно быть разное. Когда ты видишь слинго-маму, ты смотришь в первую очередь на слинг. Это главный элемент одежды. Их должно быть – как платьев: несколько.

– А когда младенец вырастает?

– Для слинго-мамы не проблема носить ребёнка в пятнадцать килограммов.

– А дальше?

– Дальше слинго-мама выходит на слинго-пенсию. Обычно, если возраст позволяет, она рожает ещё одного. И всё повторяется. Поэтому стопка собирается всю жизнь. Смотри, вот чёрный, с черепами и костями, для плохого настроения. Это пляжный вариант. Весёленький, правда? Это короткий, чтобы быстро в машине замотаться и дойти до дома. Это кислотно-галлюциногенный, для особых случаев… Эти мне разонравились, я их продам…

Продажа происходила по почте. Предварительные переговоры – через интернет. Неблагонадёжные продавцы и неплатёжеспособные покупатели попадали в чёрный список и подвергались остракизму. Я предложил супруге помощь: ходить на почту вместо неё.

– Ха, – ответила супруга. – Какой наивный. Ты не всё понимаешь. Слинго-мама – высшее существо. Она везде проходит без очереди.

Их было меньше, чем филателистов и альпинистов. Меньше, чем коллекционеров антикварного оружия и любителей конных путешествий по Горному Алтаю. Меньше, чем владельцев автомобилей «Астон Мартин». Меньше, чем русских писателей.

Девушки создали даже не касту, не тайный орден – целую миниатюрную вселенную, где существовали только матери, дети и надёжно связывающие их куски домотканого полотна. У них были свои адреса сходок, свои правила продажи и обмена. Они могли убить за свои убеждения. Они знали: лучший ребёнок – это ребёнок, обнявший мать. Лучшая мать – это мать, прижавшая чадо к себе. Это была такая форма не материнства, а любви вообще: держать любящих и любимых как можно ближе.