Закат империи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Суворов cтр.№ 86

— Любовь моя, ну кто же сможет устоять перед твоей улыбкой и твоими глазами! Конечно, мы поедем, куда скажешь, но...

— Но что?

— Но лучше бы мы этого не делали!

И всё-таки эта поездка состоялась. Монастырь, основанный Кассиодором в его собственном имении на юге Италии, уже захваченном византийскими войсками, назывался Виварий и славился тем, что здесь жили самые просвещённые и трудолюбивые монахи Италии. Место для него было выбрано чрезвычайно живописное, да, строго говоря, это был не столько монастырь, сколько классическая и весьма комфортабельная римская усадьба, переделанная под нужды монастыря, но сохранившая прежнюю роскошь. Так, кельи монахов располагались в прекрасном саду, а на главной вилле, где жил сам Кассиодор, вообще мало что изменилось, хотя христианская атрибутика заметно потеснила языческую. В отличие от суровых бенедиктинцев, порядки в Виварии были достаточно либеральными, а главное, чего требовал сам хозяин и настоятель от своих подопечных, было не столько строгое соблюдение обрядов, сколько усердие и тщательность в работе по переписке и реставрации древних рукописей.

Кассиодор при первом свидании с Максимианом был спокоен и сдержан, гость — насторожен. Раньше они мало знали друг друга, а потому и не могли оценить произошедшие с ними перемены. Максимиан, став зрелым сорокалетним мужчиной, сохранил юношескую бледность и пышные, когда-то чёрные, а теперь наполовину седые волосы Курчавая и тоже наполовину седая борода прикрывала шрам на подбородке. Кассиодор, которому миновало пятьдесят пять лет, приобрёл поистине царственную величественность, а взгляд его выпуклых серых глаз был столь суров, что перед ним согнулась бы любая даже самая сильная воля.

Впрочем, в том взгляде, который он устремил на Максимиана, не было ничего, кроме доброжелательности, поэтому его гость вскоре стал отводить глаза. Чёрт возьми! Этот человек, погубивший всех своих политических противников и ухитрившийся оставаться у власти при четырёх готских правителях, начиная от Теодориха и кончая Витигисом, ведёт себя так, словно его совесть абсолютно чиста и ему не страшны никакие упрёки. А ведь и за меньшие проступки люди каялись всю оставшуюся жизнь, а то и кончали самоубийством. Откуда же у него такое поистине языческое, олимпийское спокойствие старинных греческих богов?

Но разговор их явно не клеился, и Кассиодор едва заметно улыбнулся и пригласил Максимиана в скрипторий — большое рабочее помещение, отведённое его монахам для учёных занятий. Это был длинный сводчатый зал с большими окнами, уставленный рядами столов и скамей. За каждым рабочим местом сидел монах в тёмно-коричневой рясе и, сосредоточенно макая гусиное перо в чернильницу, переписывал лежавший перед ним манускрипт.

— Зачем ты меня сюда привёл? — спросил Максимиан.

Кассиодор молча улыбнулся и подвёл его к ближайшему монаху. Заметив настоятеля, тот встал и поклонился.

— Над чем работаешь, брат Диомед? — поинтересовался Кассиодор.

— Переписываю «Наставление к музыке» Северина Аниция.

— Прекрасно, — кивнул настоятель, — садись же и продолжай свой труд.

Он подвёл Максимиана к следующему монаху и повторил свой вопрос.

— Над перепиской второй книги великого Боэция «Утешение Философии», — ответил этот очень молодой, но некрасивый монах с глубоко посаженными глазами.

Максимиан почувствовал такое волнение, что попросил хозяина снова выйти в сад. Ведь это именно он в своё время спас и отдал размножать тот великий последний трактат Боэция, знание которого теперь считается непременным для образованного человека. Однако что этим пытается доказать ему Кассиодор? «Не судите, да не судимы будете?»

— Всё в руках Божьих, — после некоторой паузы заговорил Кассиодор, когда они медленно пошли по аллее парка, приветствуемые молчаливыми поклонами монахов и служек, — а потому и всё, что происходит на этой земле, делается по его воле и с его ведома.

«Общие слова, которыми можно оправдать что угодно», — думал Максимиан.

— Любая справедливость осуществляется либо здесь, либо на небесах, поэтому, если я ещё жив, то лишь для того, чтобы пройти отмеренный мне путь до конца и исполнить своё предназначение.

«Если это и оправдание, то крайне неубедительное».

— Знаешь ли ты, чем кончили Тригвилла и Конигаст? — так и не дождавшись ответа Максимиана, вдруг спросил Кассиодор.

— Нет.

— Конигаст погиб в бою с византийцами, а Тригвилла пытался перейти на сторону Велизария, но был повешен.

— Зачем ты мне это го во... — начал было Максимиан, но вдруг, вспомнив о чём-то, изменил свой вопрос: — А что стало с Киприаном и его братом Опилионом?

— О, в отличие от первых двух это весьма достойные люди, — с явной неохотой ответил Кассиодор. — Поэтому именно Киприану я передал свой пост магистра оффиций, а Опилион стал главою комита священных щедрот ^[56].

— Достоинство этих в отличие от достоинства тех заключается лишь в одном — если те делали зло по собственной воле, то эти выполняли волю других! — внезапно вспыхнув, резко сказал Максимиан.

— Но все мы выполняем Божью волю!

— Даже тогда, когда губим своих ближних?

— Наши ближние сами губят себя, когда пытаются удержать колесо истории, и потому оказываются раздавленными им при новом повороте!

— Так вот почему ты покинул свой пост магистра оффиций? — не без ехидства спросил Максимиан.

— Да, — с неожиданной печалью отозвался Кассиодор, — и раз уж мы начали этот разговор и нас никто не слышит, я могу сделать тебе одно признание, но не для того, чтобы оправдаться, — он гордо вскинул голову, блеснув своими надменными глазами, — но лишь чтобы поделиться сомнениями.

Максимиан бросил на него быстрый взгляд, но промолчал.

— Так вот, я покинул свой пост, потому что понял своё главное заблуждение — готы оказались слишком слабы, глупы и ничтожны, чтобы занять место римлян, которое те покинули, уйдя на задворки истории. И даже переняв обычаи, законы и государственные установления Рима, они не смогли стать достойными наследниками той самой империи, которая в любом случае уже не сможет возродиться.

— И ты говоришь это сейчас, когда войска восточной части империи продолжают своё наступление и вскоре могут завладеть всеми утраченными провинциями, вновь сделав Средиземное море нашим внутренним озером? — не без некоторого удивления спросил Максимиан.

— Нет, — после долгого раздумья отвечал Кассиодор, — я в это уже не верю. Я достаточно много пожил на этом свете, а потому могу лишь повторить вслед за Екклезиастом: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё — суета и томление духа!» Политика, война, власть, слава, богатство — всё это «суета и томление духа»!