— Тебе это взаправду приснилось или сочинил на ходу? — только и смог поинтересоваться Адриан.
Томас, не отрываясь от выпивки, закивал головой: правда, мол, правда, и давай об этом закончим, ведь столько ещё интересных тем и воспоминаний есть в запасе у старых друзей-собутыльников.
— Помнишь, как-то разок датчане попросту скупили у нас всю ворвань, дав неплохую цену, и ссудили провиантом? Мы тогда ещё задержались на пару месяцев, чтобы вновь заполнить трюмы и отчитаться перед Компанией... И ты тогда даже придумал байку, что будто бы нас затёрло во льдах и что мы только чудом выбрались на чистую воду...
Адриан аж задохнулся от возмущения при виде самодовольной ухмылки Томаса:
— Как же, как же! Этого я никогда не забуду, любезнейший! И того, кто всё это придумал, и того, кто меня тогда долго уговаривал. Не забуду, как пришлось лгать почтеннейшим коммерсантам, доверившим нам своё имущество!
— Да не скули ты! — повысив голос, перебил его спексиндер. — Для них потерять один корабль — всё равно что для тебя лишиться вот этой кружки. — Войдя в пьяный раж, он и правда запустил своей кружкой в стену, только осколки посыпались.
Адриан, не возражая, выставил ему новую, которую тут же и наполнил. Единственным выражением недовольства служил теперь, пожалуй, его несколько окрепший голос:
— Мне плевать, что для них наш «Ной», да и все мы. Они рискуют своими деньгами, мы — шкурами. Всё правильно. Важно, что мне пришлось врать! Причём, заметь, поддавшись на твои, Томас, уговоры! Важно и то, что дома нас уже вовсю оплакивали и даже заказали панихиду...
— Брось! Важно, что уважаемым господам концессионерам пришлось возвращать обратно полученную и поделённую уж было страховую премию. А господа такого пошиба ой как не любят расставаться с денежками! Важно, что мы с тобой, палец о палец не ударив, положили в карман сумму, какую и за пять удачных походов не заработать. Важно, что в Компании про это до сих пор не пронюхали. Важно, наконец, чтобы нам ещё хоть разик встретились подобные датчане.
Адриан почувствовал, что слова Томаса, вкупе с начинающим действовать спиртным, образуют в его голове взрывоопасную смесь: «Не хватает только сейчас с ним сцепиться. Нож-то вон у него, как всегда, на поясе. Разделает, как того кита, парой верных движений... Э, была не была...»
А вслух заорал:
— А по-моему, важно, что моя мать не дождалась меня в тот раз с моря! Посчитала, как и всё, что сгинул «Ной», да и выплакала душу буквально в неделю! Пока мы тут с тобой денежки делили да пересчитывали! А ведь ничем до того не болела, ни на что не жаловалась!..
Они до того раскричались, что Михель мог слышать отдельные слова, толком даже и не приблизившись к двери шкиперской каюты.
Томас снова попытался было раскрыть рот, но Адриан упреждающе поднял руку.
— И важно для меня, Томас, что эти лёгкие деньги и тебя изменили. Испортили. Ты стал жадным. Злобным. А пьёшь сколько? Всё дрожишь, боишься, что компанейские пронюхают. Так ведь ты ж их не впервой обманываешь! Что ж теперь, всю жизнь дрожать? Я ещё, дурень, согласился тебе помогать по старой дружбе, ложью и алчностью погубив свою бессмертную душу...
— Ну надо же! — всплеснул пухлыми рукам спексиндер. — Глядите-ка, какой честный шкипер! Да такого уникума надо за денежки казать — по балаганам ярмарочным! Добрый шкипер. Спокойненько этак смотрит, как пара парней замышляют нечто непотребное...
— Ты припёрся, чтобы оскорблять меня?
— Разумеется, нет... Что-то характер стал портиться. Как выпью, начинаю ко всем цепляться да поучать... Может, от Войны проклятой это со мной. Боюсь, страшусь, как и все здесь, вернуться и обнаружить на берегу груду остывающих развалин...
— Дак наши вроде лупят испанцев и в хвост и в гриву.
— Война, мил браток, нам, простым смертным, штука недоступная. Один Всевышний ведает, как там всё ещё может обернуться. Вдруг, да объявится у испанцев новый Полиоркет
[13]?.. Кстати, хочешь, угадаю, о чём сейчас думаешь? — хитро сощурился спексиндер. И, не дожидаясь согласия, «изобразил» Адриана, сымитировав, как смог, его голос и манеру разговора: — «Да я жизнь положу, чтобы с их головы и волоса не упало! Назло тебе, жирный Томас...»
Адриан постарался остаться невозмутимым, что в этот вечер ему плохо удавалось, а спексиндер, в очередной раз не удержавшись, прыснув пивом, звонко расхохотался.
— А вообще, Адриан, это плоды твоей, и ничьей более, глупости. Ведь, согласись, каждый получает то, чего заслуживает. Вот ты, Адриан, по моему глубокому убеждению, слабо представляешь себе положение Компании, на которую честно трудишься вот уже столько лет, курс её ценных бумаг и обязательств, рыночную конъюнктуру и прочие важнейшие моменты.
— Где уж мне. Я ж не пайщик.
— Вот и я о том же! — зло выкрикнул ему в лицо спексиндер. — Сколько, ну сколько раз я тебе, дурню, советовал: смири гордыню, возьми заём, истрать часть заработка на пай! Потому-то и доверия к тебе полного никогда не было, что не наш ты. Непонятный! Состояние умножить, как все, не стремишься. Ты и за новичков этих уцепился, потому что нет в тебе интереса к деньгам Компании. Надеешься, что свой шкиперский жирный пай всегда отрежешь. А слушал бы своего верного друга Томаса, что всегда тебе только добра желал, — давно бы патроном заделался. Мы б с тобой такого закрутили! Да я знаю с добрый десяток контор, где ворвань и прочее у нас приняли бы на десять, а то и двенадцать процентов дороже, чем у Компании, будь она неладна!
— Томас! Объясни мне, за каким дьяволом ты, рискуя головой, ходишь в море? Ведь деньжат у тебя — куры не клюют.
— Запомни, шкипер, мудрые слова, — Томас даже выпивку оставил на время в покое, — только злато есть оплот величия! И его не может быть много. — Выждав достаточное, по его мнению, время, чтобы Адриан проникся мудростью его слов, он продолжил: — Был бы ты патроном, то и мои пьяные бредни никто бы тебя не заставил выслушивать. Послал бы меня куда подальше и дверь перед носом захлопнул. А раз не так — слушай. Парнишку этого, чокнутого, придётся всё же бросить в Гренландии. Толку с него как с козла молока...
Именно эти слова отчётливо расслышал прильнувший к дверям шкиперской каюты Михель. И показалось ему, что ухо он приложил к раскалённому железу, когда осознал смысл сказанного. Представил воочию, как, вынося дверь, врывается, вонзает, пользуясь неожиданностью, разделочный нож по самую рукоять в жирное брюхо спексиндера, а потом и шкипера успокаивает...
Михель, разумеется, не мог видеть, что в ответ Адриан, уставший трепать язык попусту, решительно мотнул головой, отметая предложение спексиндера.
— Так, этих завалим, допустим... Что дальше? Да просто: запираю матросский кубрик. И корабль — наш!
У Михеля даже испарина выступила от нового наваждения: действительность, дробясь, сладко поплыла перед глазами. Только капитан в этой новой действительности — не шкипер, капитан — только Михель! «И притом, мы ведь только сберегали свои шкуры, — мелькнуло оправдательно, хотя когда бы и перед кем Михель держал отчёт о своих поступках? — Интересно, сможет мой мальчишка определиться с местоположением и курсом? Если нет — это будет не смешно».