– Самолет! – выкрикнул Лаубе, на секунду, отвлекшись от дороги. – С востока идет.
Теперь и полковник слышал сверху тяжелый гул, который раньше заглушал треск мотоциклетного мотора.
– Это за ними! – подался вперед Рихтенгден. – Наших здесь сейчас нет. Впереди есть только одно место, где, теоретически, можно посадить транспортный самолет. Увеличить скорость!
– Герр оберст, это не транспортник – слишком мощно ревет. Это четырехмоторный бомбардировщик!
– Зачем он здесь? Такая туша тут нигде не сядет.
– Боюсь, он здесь не за этим, герр оберст…
С неба раздался нарастающий свист и какие-то странные щелчки. Лицо обер-лейтенанта исказила дикая гримаса – он явно знал, что это такое. Мотоцикл резко вильнул влево, вылетел на обочину и поскакал по невидимым в темноте кочкам и ухабам.
– Ложись! – заорал Лаубе, когда мотор заглох после очередного удара.
Рихтенгдена упрашивать не пришлось. Он знал обер-лейтенанта, как офицера, который просто так паниковать не будет, и когда вокруг полковника дыбом встала земля, он уже лежал в какой-то мелкой ямке, прикрыв голову руками. Грохот взрывов доносился со всех сторон. Рихтенгден не видел, как ударная волна подняла в воздух брошенный ими мотоцикл и швырнула его обратно на дорогу. Он уже почти ничего не слышал и не соображал, лишь чувствовал сбивающие дыхание тяжелые удары, передающиеся телу через грунт. Полковника засыпало землей, выброшенной очередным взрывом, и на несколько секунд он потерял сознание.
– Герр оберст, вы живы? – голос обер-лейтенанта был первым, что сквозь звон в ушах услышал Рихтенгден, придя в себя.
– Кажется, даже не ранен, – с трудом выталкивая из себя слова, ответил полковник, – что произошло?
– Русские ударили по нам кассетными бомбами, – ответил Лаубе, придерживая правой рукой левую. Крови полковник не видел, так что, наверное, это был сильный ушиб или перелом, – Я сразу узнал эти бомбы, когда услышал хлопки лопающихся тросов, стягивающих кассеты. Это что-то вроде наших SD-1.
– Но как? Они не могли нас видеть! Колонна шла с соблюдением светомаскировки!
– Не знаю, герр оберст, но это еще не все. Мы были лишь первыми или одними из первых. Прислушайтесь!
Звон в ушах сильно мешал, но даже сквозь него Рихненгден расслышал невдалеке грохот взрывов. Он доносился с разных направлений, но в целом было ясно, какой район подвергается ударам с воздуха.
– Каковы потери, обер-лейтенант? У нас осталась исправная техника?
– Головной дозор уцелел, герр оберст, – отвел взгляд Лаубе.
– Вперед! После всего этого мы не можем дать им уйти!
* * *
Наводить на цели одновременно три бомбардировщика оказалось весьма непростой задачей. Отвлекаться на мелочи я не успевал, но самые опасные вражеские отряды, кажется, удалось остановить. Каждый из ТБ-3 нанес по четыре бомбовых удара, и я надеялся, что противник оправится от них не сразу.
– «Медведь», здесь «Филин-1». Звено отработало. Бомбовые отсеки пусты. Жду указаний.
– Дождитесь посадки транспорта и уходите. Спасибо за отличную работу, «Филины».
– «Медведь», наблюдаю внизу несколько сильных пожаров. Если нужно, можем добавить из пулеметов.
– Только в крайнем случае – у вас ведь не штурмовики, – охладил я пыл командира бомбардировщиков и развернулся к Лебедеву.
– Товарищ майор, пора разжигать вашу пиротехнику.
Секунд через тридцать я вернулся к рации и вновь вышел в эфир.
– «Кот», здесь «Медведь». Меня слышно?
– Слышу хорошо, «Медведь». Жду команды. Вижу посадочные огни.
– Посадку разрешаю. Как сядешь, сразу разворачивайся.
– Принял, «Медведь». Снижаюсь. Готовьтесь там – развернусь я быстро.
ПС-84 заходил на посадку. Видимо, для операции нам действительно выделили лучших пилотов. Угробить машину при ночном приземлении на необорудованную площадку – дело абсолютно нехитрое, но летчики посадили транспортник весьма аккуратно.
– К самолету! – отдал приказ Лебедев, и мы, подхватив носилки с ранеными, рванули через поле.
Тревожный сигнал пришел от вычислителя, когда мы уже загрузились в самолет, и он, сильно раскачиваясь, начал разгон. Я не успевал следить за всем одновременно, и, как оказалось, упустил важную деталь. Полковник Рихтенгден и большая часть его людей умудрились пережить ковровую бомбардировку.
От края поля ударил пулемет, и я услышал несколько ударов по корпусу транспортника. Времени на размышления у меня практически не осталось, и я рванулся к двери. В моих руках находилось, наверное, самое неподходящие в данной ситуации оружие – трофейный MP-40. Пистолет-пулемет хорош в ближнем бою, а до противника было больше двухсот метров.
Стрельба на ходу из трясущегося самолета – то еще занятие, так что я, не раздумывая, спрыгнул на землю, и, сделав, перекат, практически без паузы открыл огонь. Убить не убил, но, похоже, все-таки попал. Вражеский пулемет захлебнулся и больше не подавал признаков жизни.
Так быстро я, наверное, еще никогда не бегал. ПС-84 уже набрал вполне приличную скорость. Я едва успел его догнать и в прыжке зацепиться за край дверного проема. Сильные руки разведчиков втащили меня в самолет, и когда я поднялся на ноги, тряска внезапно прекратилась – мы оторвались от земли.
Самолет набирал высоту, но, взглянув на лица товарищей, я понял, что радоваться спасению еще рано.
– Пойдем, – коротко бросил Щеглов.
Когда мы оказались в пилотской кабине, причина мрачного настроения товарищей стала предельно ясна. Лобовое остекление было пробито десятком пуль. Штурман, радист и командир экипажа безвольно обвисли в своих креслах. Второму летчику тоже неслабо досталось, но он еще держался, мобилизовав все оставшиеся силы.
– Специально по кабине били, суки, – негромко произнес Лебедев у меня за спиной.
– Машина рулей слушается, – голос пилота был слабым, а количество крови на полу говорило мне о том, что он вот-вот потеряет сознание, – Движки пока тоже пашут. Кто-нибудь, займите место первого пилота, я сейчас вырублюсь.
Разведчики растерянно переглянулись, и я, никого не спрашивая, двинулся к креслу командира экипажа.
– Уберите тела из кабины, – приказал я, не сомневаясь, что моя команда будет немедленно исполнена.
– Летал, младший лейтенант? – голос пилота был едва слышен.
– Нет, но постараюсь разобраться.
– Курс у нас правильный, горючки хватит. Ты только штурвал ровно держи и резко его не дергай. На себя – набор высоты, от себя – снижение. Вот это – управление тягой двигателей. До рассвета пересечете Днепр, а дальше найди реку или озеро и садись на воду – об землю ты точно убьешься…
Голова пилота безвольно мотнулась, а руки выпустили штурвал – летчик все-таки потерял сознание. Самолет слегка накренился, но я плавным движением вернул его на курс.