Один дяденька бросил недоеденный кусочек заморского пирога в пластиковый бак для мусора. Воробьи, конечно, это заметили. Несколько сразу сели на край бака. Потом то один, то другой ныряли вниз и клевали горбушку. Однако никто в баке почему-то не задерживался. Может, они брезговали есть среди мусора и пластиковых стаканчиков. Может, им там не на что было опереться ногами. А может, они предполагали какую-то хитроумную человеческую ловушку и боялись долго оставаться внутри.
Наконец один воробей решился, схватил кусок лапками и вылетел с ним из бака. Пицца была больше его самого. Он полетел, а следом понеслись его собратья.
Кусок был тяжел, и храбрец уронил его. На пиццу сразу бросились семь или восемь воробьев. Тот, кто достал кушанье, взлетел на парапет и грустно смотрел, как внизу пожирают его пиццу. Подлетали все новые едоки, теснились и клевали горбушку и друг друга. Через минуту все было кончено, не осталось ни крошки, а тому, кто вытащил добычу из бака, не досталось ничего.
Я почти доел свою порцию и хотел отдать жесткую горбушку самому смелому, но понял, что потерял его из вида. Все воробьи были на человеческий взгляд одинаковы, и я никак не мог найти наиболее решительного.
Я бросил сухую корочку в бак и поспешил мимо гостиницы, не оглядываясь.
Все люди торопились по своим делам, а неподалеку от отеля просил подаяния человек на костылях.
IV. Девяностые. Очерки
Капитанская точка
Пенсионеры выходят к метро торговать сигаретами. Инженер вечерами развозит на своей машине пассажиров. Способный журналист почти забросил писание статей и продает торты оптом.
Если раньше у каждого из нас было по две жизни – рабочая и домашняя, то теперь у многих появилась третья.
Граждане ее ласково зовут «халтуркой», а ученые именуют «вторичной занятостью».
1
Капитан ВВС Андрей Петров ждал меня в половине девятого у метро. Мы ехали торговать кроссовками.
Два года назад капитан ощутил, что денежного довольствия, которое выплачивала ему армия, на жизнь явно не хватает. Но дежурства на подмосковном секретном аэродроме отнимали у него двое суток в неделю. Прочие 120 часов оставались в его распоряжении. Глупо было не подрабатывать.
Начал он рекламным агентом. День напролет мотался по Москве, уговаривая клиентов. За лето сносил до дыр крепкие башмаки, но зарабатывал в два-три раза больше, чем на службе.
К осени нашел более впечатляющий, как показалось поначалу, заработок. Лесхоз отвел малому предприятию, которое капитан открыл, делянки и разрешил рубку. Вдохновленный ценами на древесину, что царили на биржах, Петров уже считал будущие барыши.
Нанятые им рабочие свалили четыре тысячи кубометров леса. И тут возникла проблема: как вывезти древесину? «И поил я главного механика, и взятки ему совал – ни в какую», – рассказывал капитан. Недаром лесной начальник был неуступчив. В контракте значилось: древесина, не вывезенная до 1 апреля, переходит в собственность лесхоза.
В итоге капитану удалось продать только сорок кубов местному приходу. Остальные балансы достались лесникам. Вырученных денег хватило едва-едва, чтобы расплатиться с вальщиками. Сам капитан заработал, как он выражался, «хрен целых, хрен десятых».
Зализав раны после впечатляющей неудачи, капитан нанялся страховым агентом. Беготни много, денег мало – скоро он оставил и эту стезю.
Наконец, стал зарабатывать тривиально: доставал оптовые партии товара и продавал его в розницу на вещевых барахолках. Сначала были джинсы «Ливайс», но сшитые в Китае, потом лосины с лейблом «Сделано в Италии», но сварганенные в Польше или в Литве, нынче вот кроссовки.
…Столько народу, стремящегося в Лужники, я видел лишь однажды, перед матчем СССР – ФРГ. Мы встретились с капитаном, и по пути к стадиону он просвещал меня:
– Мы взяли кроссовки оптом по 13,5 «штук» за пару
[4].Продавать будем по 18. Станут торговаться – можешь скостить полтыщи, ну, тыщу максимум. Оптовику отдадим и по шестнадцать с половиной. У нас четырнадцать пар, жаль, что размеры неходовые.
– Капитан, все улетит со свистом. Я столько книг по маркетингу прочитал – разрекламирую товар так, что никто не устоит. Я ж покупателя как родного обласкивать буду.
– На покупателей ты должен тратить десять процентов своего внимания. А девяносто – на милицию.
– При чем тут милиция? Здесь же официальный рынок, все торгуют.
– Билет с правом торговли стоит 15 тысяч. Его покупать никакого навара не хватит. Все простой входной билет берут и продают свои вещички. Вот зимой разрешение торговать стоило восемьсот рублей, народ, конечно, раскошеливался, зато милиция очень скучала. Ну и повысили цены…
Мы взяли билеты по пятьдесят рублей, дающие возможность только покупать, и вошли на территорию стадиона. Кое-кто уже торговал, но как-то вяло.
Капитан дал мне одну из сумок.
– Кроссовки «Рибок», правда, «желтой» сборки – сделаны, говорят, в Корее. И все они какие-то недоделанные – то клеем заляпаны, то строчка неровная. А у двух пар одна туфля вообще меньше другой на полразмера. Выбери себе кроссовку поприличней, будешь в руках держать. Да давай ее рассматривать, не бойся, с одной не убежит. И за ментами секи. Как увидишь – сразу прячь кроссовку под куртку. Сейчас, по холодку, они особо шустрят. Часам к двенадцати каждый наберет, чего ему нужно, да и народу будет – не протолкнешься, они и успокоятся.
– Так, может, переждем?
– Оптовики обычно по утрам приходят. Да, сумку между ног зажимай. В прошлую субботу у нас одну скоммуниздили, восемь пар увели… Ну, с Богом!..
Мы встали спиной к спине в неплотный еще ряд торгующих. Я держал кроссовку и (реклама – двигатель торговли!) периодически кричал: «Настоящий «Рибок»! Настоящая кожа! Настоящее качество! Цены снижены!» Немногочисленные покупатели равнодушно проходили мимо. Когда я замечал юношу, тем более рядом с девушкой, добавлял к своим рекламным воплям еще один: «Для настоящих мужчин!»
Стражи порядка накатывались часто, и площадь порой просто кишела фуражками. Мелькали и кепки муниципальной милиции. Тогда кто-то из нас орал: «Атас!» Кроссовки прятались под полами курток, торговый ряд мгновенно рассыпался на группки, мы с капитаном поворачивались лицом друг к другу и начинали мирно беседовать, как бы специально за этим сюда пришли.
Через сорок минут нашей торговли, когда не было продано еще ни одной пары, капитан в очередной раз крикнул: «Атас!» – я лихорадочно спрятал кроссовку под курточку и повернулся к нему. И тут радостный голос произнес: