Хорошо, я действительно на него злюсь. Вот за это! То, что он со мной играет, и что правил этой игры я не знаю. И, на самом деле, знать не хочу!
В таком настроении я закрываю краны, заворачиваюсь в полотенце, подхватываю свои валяющиеся в углу вещи, и… едва не роняю их вновь, потому что натыкаюсь взглядом на стоящего в дверях Ника.
И давно он здесь?
Хотя это самое последнее, о чем мне стоит думать. Потому что вчера я занималась оральным сексом со сводным братом и на самом деле мне стыдно. Очень! Не представляю как после всего смотреть ему в глаза, но приходится. Приходится держать лицо (пусть, наверное, и красное) и выдерживать его самоуверенный взгляд. Хотя в какой-то момент это становится просто нестерпимым, и мой взгляд сползает ниже. К моему облегчению, Ник надел джинсы, которые все равно сидят так низко, что видно темную дорожку волос.
– Доброе утро, – хрипло говорит он, потирая подбородок. – Я хочу побриться.
Я вспоминаю его легкую щетину, которая приятно щекотала кожу на бедрах, когда он… и, кажется, вспыхиваю еще сильнее. По крайне мере, по ощущениям щеки вот-вот начнут дымиться, поэтому я мысленно даю себе пинка под зад и решительно прохожу мимо. Конечно, можно пройти через гардеробную, но у меня ощущение, что это будет смахивать на бегство. А я не собираюсь от него прятаться. Буду делать вид, что ничего не было.
Мы просто сводные брат и сестра, да.
Просто соседи.
– Я уже закончила, – отвечаю, поравнявшись с Омельчиным и дождавшись пока он меня пропустит.
Я в полотенце, он – в джинсах, между нами полметра, а у меня поднимаются волоски на коже, и ощущение, что мы обнажены и прикасаемся друг к другу в самом откровенном смысле.
– Спускайся на завтрак, – предлагает-приказывает он, прогоняя наваждение. – Нам нужно о многом поговорить.
Хочется возразить, что в здании есть несколько кафе, где я могу спокойно позавтракать. Из вредности. Но нам с ним действительно нужно поговорить. Потому что у меня к нему много вопросов, которые как-то выветрились из головы, а сейчас вернулись.
Например, как Ник меня нашел?
Поэтому возвращаюсь в свою комнату, сбрасываю грязные вещи, чтобы потом их постирать, и надеваю домашнюю одежду. Тяну время, чтобы Ник успел побриться. Потому что я сама могу приготовить завтрак, но в прошлый раз Омельчин отказался от моего ужина, а после готовил для меня. Вот такой он логичный.
Ловлю свое отражение в зеркале, и отмечаю, что во мне ничего не изменилось, только зрачки расширены и скулы розовые, будто я увидела голого Омельчина. Смеюсь на собственной шуткой и иду на кухню. Голода не чувствую, но вот горло болит, поэтому хочется выпить чего-то горячего.
Он уже там и делает тосты с авокадо, а я заливаю воду в чайник и устраиваюсь на своем любимом барном стуле.
– Как ты меня нашел? – спрашиваю напрямик.
– Ты сказала, что твой друг – татуировщик. Что у него свой салон.
– Но я не помню, чтобы называла тебе салон.
Вернее, я точно помню, что не называла.
– И не нужно. Я кое-что нашел в твоей комнате.
– Ты рылся в моих вещах?!
Мой голос повышается на пару октав, а нижняя челюсть едва не падает на стол. Потому что я просто не могу представить, что кто-то, а тем более Омельчин копается в моих вещах. И находит блокнот желаний. Только не это! Я же вчера его дома забыла. Мог ли он его прочесть? Нет, он бы так не сделал… А если сделал?
Я, сжимая кулаки, впиваюсь взглядом в его спину, буравлю голову, только чтобы добраться до мужских мыслей. Да я сейчас ему весь дом разнесу, если только выяснится, что он залез в блокнот!
Порядок он любит, порядочный!
Да я… я ему краской все стены изрисую! И всю одежду выкину из окна.
Я…
– Разве нахождение в собственной бильярдной означает рыться в вещах? – холодно спрашивает Ник, оглядываясь на меня и прерывая ход моих мыслей.
Он подходит к холодильнику, усеянному кучей листков с его записями, и снимает оттуда карточку.
– Найти тебя было проще, чем ты думаешь. Очевидно, ты ее обронила.
Я смотрю на черный прямоугольник визитки тату-мастерской и барбершопа, которую захватила с собой в пятницу, и выдыхаю.
Нет, Ник не видел блокнот.
Хотя бы потому, что не преминул бы этим похвастаться.
Ну а я… Как обычно, вспылила.
– Я тебе не поблагодарила, – прочистив горло, решаю перевести тему. Правда, звучит двусмысленно, и я поспешно добавляю: – За то, что спас вчера.
– Не за что.
Это из разряда: «Любой поступил бы на его месте?»
– Я не думала, что окажусь в такой ситуации.
– Больше не окажешься, – закрывает тему Ник.
Так просто?
– И что, никаких нотаций?!
Ну супер! Я спросила это вслух.
– Смысл? – Он оглядывается на меня. – Разве эта история не научила тебя лучше разбираться в парнях?
– Судя по тому, что я проснулась в твоей постели, нет.
Ник отставляет тарелку с тостами в сторону и приближается ко мне, по его взгляду сложно сказать, что он думает. Я не убегаю только потому что… А зачем мне убегать? Но вот от этого взгляда мурашки по коже. Ник облокачивается на стойку, тянется через нее и проводит большим пальцем по моей щеке, заправляя выпавшую из хвоста прядь.
– Судя по тому, как ты кричала в моей постели, – говорит он с акцентом на последние слова так, что я не краснею исключительно из упрямства, – тебе понравилось.
– Кричала? Я ничего не помню, – замечаю я. Голос по-прежнему хриплый, но мне простительно: я простыла.
– Значит, придется повторить, – он не спрашивает, констатирует, как факт.
– Что повторить?
– То, что было ночью.
Нельзя краснеть!
Нельзя вспоминать, что он делал со мной ночью и краснеть!
Поздно. Кровь равномерно приливает к лицу.
Я действительно кричала, когда он вытворял все эти немыслимо приятные вещи своим языком и руками. Ну хорошо, если быть с собой до конца честной, то это было не просто приятно – это было улетно! Волшебно, великолепно, возбуждающе, и прочая «В». И судя по словам Ника, ему это прекрасно известно. То, как он действует на девушек.
Особенно как он действует на меня.
Я перехватываю его ладонь и опускаю ее на стойку, как если бы боролись, кто сильнее, и я победила. Смотрю Нику прямо в глаза:
– Я не говорила, что хочу продолжения.
Он приподнимает брови, в его взгляде читается, что с этим можно поспорить, учитывая, что я сама пришла к нему, сама попросила, а потом вовсе себя не сдерживала. М-да.