Воспоминание о будущем - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Хазин cтр.№ 95

Для того чтобы описать мое тогдашнее представление о последствиях кризиса, приведу отрывок из своего интервью, которое я дал в начале осени 2008 г. корреспонденту «Комсомольской правды» Жене Черных: «…Впрочем, какой бы вариант они (власти США. – примеч. М. Хд) ни выбрали, в результате экономика США уменьшится как минимум на треть. Мировая упадет процентов на 20. После этого планету (ожидает лет 10–12 тяжелой Депрессии. В США и Европе, думаю, многие будут жить впроголодь. А машина станет предметом роскоши». Отмечу, что тогда мне казалось, что остановить кризис у властей США не получится, и тут я ошибся. И оценка масштаба кризиса у меня тогда еще была в рамках нашей оценки начала 2000-х, анализ доходов и расходов населения мы провели в рамках развития теории уже позже, по итогам осени 2008 г.

Можно ли этот прогноз уточнить и сделать его, если так можно выразиться, более научным. Да, конечно, и сейчас я эту ситуацию распишу подробнее, причем ключевым элементом рассуждения является анализ такого явления, как средний класс. Что такое вообще средний класс? Это конструкция, придуманная на Западе, с целью разрушить классовую концепцию марксизма. И с точки зрения марксизма, она смысла не имеет – это чистая химера, существующая на избыточных финансовых ресурсах, поскольку туда входит и верхушка рабочего класса, и мелкая и средняя буржуазия, и обслуга верхних классов.

С точки зрения современного буржуазного государства, с его моделью финансового капитализма, средний класс – это группа людей, с типовым потребительским поведением, причем не только с точки зрения товаров и услуг, но ис позиции услуг политических. Именно под эту группу выстроена вся система тотальной рекламы и образования, направленная на максимальный рост потребления и фактический запрет на более осмысленные ценности.

Возникновение этой группы связано как раз с началом «рейганомики». Дело в том, что средний класс, с точки зрения доходов, обсуждался на Западе давно, с момента начала послевоенного роста (вспомним график зарплат в США с 1947 г., момента перехода от мобилизационной экономики к Бреттон-Вудской модели). И главным элементом этой модели было предоставление домохозяйствам собственного жилья. Один из американских политиков того времени прямо говорил, что он не верит в антигосударственную деятельность человека, у которого есть собственное жилье. Соответственно, базой для ипотечных программ стали возвращающиеся с войны солдаты и офицеры.

Но именно в это время элита Западного проекта с его либеральной системой ценностей стала постепенно приходить к власти в США и других странах Американской системы разделения труда. А поскольку основной ресурс этой группы связан с финансовыми технологиями, которые, в общем, консервативными идеологиями не одобряются («не давай в рост брату своему»), то для финансистов было принципиально важно разрушить базовые общественные консервативные конструкции. В первую очередь, семью.

Я уже писал об этом: Западный проект и возник как следствие отказа от библейской системы ценностей. Но была одна проблема, с которой справиться было не так-то просто, – это социальная стабильность. Не секрет, что закон в любом государстве работает только тогда, когда есть консенсус большей части общества по его выполнению. Если консенсуса нет, то начинаются проблемы. А главным инструментом достижения такого консенсуса всегда была воспитанная семьей тяга к консервативному подходу к жизни: нужно слушаться родителей, старших, вести себя прилично и т. д.

Но, одновременно, этот же подход, тем более основанный на библейских ценностях, создавал проблемы для господства финансистов (напомню, если «демократия – это власть демократов, то либерализм – это власть финансистов»). Тот средний класс, который начал возникать в 20-е годы прошлого века и погиб в Великую депрессию, а потом возрождался в 50-60-е годы, в США в первую очередь, обладал рядом серьезных недостатков: его было недостаточно для смены типовых моделей поведения в обществе, пребывание в нем было для значительной его части ненадежным (что проявилось в 70-е годы), но главное – его символом стало именно собственное жилье, все остальные активы были зачастую для представителей этой группы недоступны.

Появление «рейганомики» существенно изменило ситуацию.

Стало возможно не просто резко увеличить численность среднего класса, но и придать ему некоторые дополнительные факторы: обязательное наличие машины в домохозяйстве (минимум – одна, максимум – по одной на каждого взрослого члена семьи), обязательное наличие отдельного жилья на семью, обязательное наличие телевизора (на первом этапе, потом – компьютера, минимум одного на семью, максимум – в каждой комнате) и т. д. Но самое главное, такой массовый средний класс, уверовавший в обязательность некоторого минимального набора, оказался серьезной альтернативой консервативным ценностям.

Для бедного человека государство не является ценностью – он ничего не имеет, ему ничего не нужно защищать. Человек богатый тоже относится к государству настороженно, свои активы он может защищать и сам. А вот представители среднего класса крайне заинтересованы в защитной роли государства, поскольку у них есть активы, которые имеет смысл защищать, но недостаточно ресурсов, чтобы делать это самостоятельно. Именно эти люди могут стать основой для общественного консенсуса по соблюдению законодательства и социальной стабильности.

Именно с этого времени, с начала 80-х, началась в базовых странах Западного ГП активная работа по разрушению семьи как основы стабильности общества. Ювенальная юстиция, гей-парады, однополые браки (напомню, в Англии, например, до 70-х годов гомосексуализм был уголовным преступлением), другие инструменты по разрушению семьи и других консервативных институтов в пользу либеральной системы ценностей. Но в базе при этом была чисто концептуальная, ценностная задача: создать общество, для которого господство элиты Западного проекта, с ее базовым институтом ссудного процента, не создавало бы внутренней напряженности.

Отмечу, что в этом моменте роль социальной составляющей экономической науки проявляется крайне остро: объяснить сложившиеся условия без понимания сути Западного ГП достаточно проблематично. Но как только такое понимание происходивших в мире социально-политических процессов возникает, становится понятно, что разрушение системы стимулирования частного спроса создает колоссальную проблему. Средний класс (в своей редакции последних десятилетий) исчезает практически полностью. Вместе с либеральными ценностями и созданными под их продвижение институтами. Беда в том, что вся система поддержки социальной стабильности в развитых странах (ну быть может, за исключением Японии) построена уже во многом на этих институтах. Да и люди-то, бывшие представители среднего класса, никуда не деваются, они превращаются в некоторое новое образование, которое можно условно назвать новыми бедными.

В отличие от обычных бедных людей, они обладают образованием (пусть и не очень применимым в условиях кризиса), пониманием своего места в обществе (которого объективно уже нет, но вытравить которое из памяти невероятно сложно), знанием законов и права. Это изначально бедный человек знает, что апеллировать к закону для него чревато, а бывшему представителю среднего класса это так просто не объяснишь. Да, эти апелляции будут для новых бедных в большинстве своем катастрофичными, но признать это они никак не согласятся! В результате около 50 % населения не просто откажутся от консенсуса в части необходимости соблюдения законов, но и начнут люто ненавидеть государство и его элиты, лишивших их, по их мнению, неотъемлемых прав (которые принадлежали трем поколениям, т. е. других моделей в памяти живущих уже практически нет), причем с использованием законов как карательного инструмента.