Тут у меня кусок застрял в горле. А вдруг правда?! Вдруг маму с папой подменили? Заменили на клонов? И настоящие мама с папой больше никогда к нам не вернутся.
Даже Августа была копией себя прежней. Она тихонько сидела, аккуратно отправляя вилкой кусочки себе в рот, не сорила и даже не сердилась. Я понял, как соскучился по моему Динамиту, очень соскучился.
…Но больше всего я тосковал по Юни, моей старшей сестре. Да мы все по ней тосковали, это я знал наверняка. Как бы мне хотелось, чтобы мы все вместе пошли на кладбище навестить её, но мама с папой почему-то не хотели. И я не знал почему. Как-то осенью я отправился туда один. На могиле было пусто – ни цветов, ни свечей. Неужели Юни там лежит? Понять такое казалось невозможным. Холодный камень и могила, поросшая сорняками, – это всё, что от неё осталось?
– Ох-ох-ох, – вздохнула мама.
– Ох, – эхом отозвался папа.
– Опять снег пошёл, – сказала мама.
– Да, – сказал папа.
И здесь, похоже, все в состоянии говорить только о погоде.
– Я вот что подумал, – проговорил я.
– Что? – спросила мама.
– Не пора ли достать адвентский подсвечник?
– Подсвечник? – удивился папа.
Оба уставились на меня, будто я заговорил о летающей тарелке. Будто они слыхом не слыхивали, что такое подсвечник.
– Скоро же последнее воскресенье перед Рождеством, – сказал я.
– Да, ты прав, – согласилась мама.
– Точно, – согласился и папа.
– Так давайте достанем! – воскликнул я.
– Да, наверное, пора, – отозвалась мама.
– Ну да, – произнёс папа. – Смотри, какой крупный снег пошёл.
И они стали обсуждать снег: какой он мокрый, какие большие хлопья…
После обеда мама отправилась чистить снег. Я украдкой поглядывал на папу. Ну теперь-то он спустится в кладовку и принесёт латунный подсвечник и чистящий порошок. Но вместо этого папа стал возиться на кухне, потом принялся закладывать бельё в машину. Тем временем мама закончила со снегом и взялась пылесосить. Видимо, наводить чистоту стало их любимым занятием. Раньше они столько не убирались.
К тому времени как я отправился спать, на столе так и не появилось ни подсвечника, ни свечей. Внутри у меня разгорался маленький холодный огонёк. Злой огонёк. Я забрался под одеяло. Как мне всё это надоело! Надоели эти странные копии родителей, которые ни на что не способны. Надоело, что всё вроде бы как раньше, но в то же время совсем по-другому. Надоели эти вечные рыбные котлеты. Всё надоело!
Глава 6
На следующее утро, после завтрака, я побежал к Хедвиг. Она была в саду, катила здоровенный снежный ком. Он уже так вырос, что скоро ей его с места не сдвинуть. Хедвиг не слышала, как я подошёл. Я остановился у белого штакетника, почти рядом с ней.
– Эй, – крикнул я.
Хедвиг обернулась и улыбнулась во весь рот.
– Ты пришёл! – воскликнула она.
– Ну да, вроде как.
– Подумать только, ты пришёл! А я не верила, совсем не верила. Нет, я имею в виду, я надеялась, даже пальцы скрестила, даже молилась – шёпотом, правда, – но всё равно сомневалась, что ты придёшь, ведь это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
– Не уверен – не обгоняй, – сказал я.
Хедвиг рассмеялась. А потом кивнула на ком.
– Помоги, а то он дальше не хочет двигаться.
Я открыл калитку и побежал к Хедвиг. Вместе мы покатили снежный ком по глубокому снегу, и с каждым метром он становился всё больше. В конце концов он так вырос, что его было не сдвинуть, даже вдвоём.
– Больше не получится, – сказала Хедвиг, – но и так уже хорошо.
– Ага, – подтвердил я. – А хорошо для чего?
– Ну, я не знаю. А ты как думаешь? Конечно, мы можем слепить снеговика, у меня и морковка для носа есть, и старая шляпа. Может, и трубка старая отыщется. Но снеговик – это так скучно! Может, придумаем что-нибудь другое? Снежная баба – уже не так скучно. Или давай слепим ребёнка, огромного ползущего малыша. Или старушку, настоящую сердитую тётушку, или озорного братца, или…
– Сестрёнку, – это слово будто само соскочило у меня с языка.
– Снежную сестрёнку! Отличная идея, Юлиан!
– Но это совсем не обязательно, – пробормотал я. – Может, лучше сердитую тётушку?
– Нет-нет, – сказала Хедвиг, – мы слепим себе сестру, старшую. Мне всегда так хотелось иметь старшую сестру! Я очень люблю брата, но мне всегда хотелось и сестру тоже. И теперь она у меня будет! Из снега!
И мы слепили старшую сестру. Снег был липким, и работа спорилась. Оказалось, у Хедвиг золотые руки. Мы скатали комок поменьше и водрузили на большой, а сверху ещё – самый маленький. Потом вылепили плечи и руки. Нижний огромный ком превратился в широченную юбку.
– Это она нарядилась, – сказала Хедвиг, – на Рождество.
Мы вылепили снежной сестрёнке длинные волосы, нос, сделали из шишек глаза. В конце Хедвиг собрала букет из еловых веток и закрепила у неё в руках.
– А вот и рождественский букет! – воскликнула Хедвиг. – Старшей сестре непременно полагается букет на Рождество.
– Непременно.
Больше я произнести ничего не смог. Не знаю, как так получилось, но наша снежная сестрёнка была похожа на Юни. Такого же роста, волосы такой же длины, и даже подбородок точно такой же, как у Юни.
Я зажмурился.
Вот бы…
Вот бы, когда я их открою, там стояла Юни. Настоящая живая Юни.
И я поспешно открыл глаза. Глупый Юлиан. Это просто снег, снег из сада Хедвиг. Две шишки и еловые ветки. Ничего больше.
В горле застрял комок, я отвернулся. Хедвиг положила руку мне на плечо.
– В чём дело, Юлиан?
– Нет, ничего.
Она долго смотрела на меня, но я не нашёл в себе сил встретиться с ней взглядом. Я боялся разрыдаться. Я смотрел в сторону, на снег, на деревья, в никуда.
Но Хедвиг не сняла руки с моего плеча.