Почему мы?
Как вышло, что именно обезьяна эпохи миоцена первой вошла в нашу когнитивную нишу? Почему не суслик, не сом, не ленточный червь? Это произошло всего раз за историю, поэтому никто точно не знает. И все же я бы осмелился предположить, что у наших предков были четыре черты, благодаря которым формирование у них способности к эффективному причинному осмыслению было особенно легким и целесообразным.
Во-первых, приматы – животные-визуалы. У таких обезьян, как макак-резус, половина мозга отводится зрению. Стереоскопическое зрение, ощущение глубины, получаемое за счет различий в точках обзора двух глаз, сформировалось еще у ранних наших предков-приматов; это позволяло ранним приматам, которые вели ночной образ жизни, передвигаться по опасным тонким веткам и хватать руками насекомых. Переход предков современных обезьян к дневному образу жизни и изменение их вкуса в пользу фруктов, которые рекламируют свою спелость яркими оттенками, сопровождался появлением цветового зрения
[210].
Почему же зрение так важно? Восприятие глубины дает нам трехмерное пространство, наполненное передвигающимися твердыми предметами. Благодаря цвету предметы «выскакивают» из фона, давая нам ощущение, соответствующее тому веществу, из которого состоит предмет, и отдельное от нашего восприятия формы материи. Вместе они заставляют мозг примата разделять поток визуальной информации на две части: систему «что», включающую в себя объекты, их форму и состав, и систему «где», включающую их расположение и движение. Не может быть простым совпадением то, что человеческое мышление воспринимает мир – даже самые абстрактные, эфемерные понятия – как пространство, наполненное подвижными вещами и веществами (см. главы 4 и 5). Мы говорим, что Джон пошел на поправку, даже если он не сдвинулся с места, а продолжает лежать в кровати, а Мэри дала ему много советов – даже если они всего лишь поговорили по телефону и ничего друг другу не передавали из рук в руки. Даже ученые, пытаясь понять абстрактные математические отношения, представляют их в виде графиков, где они обретают двух- и трехмерную форму. Наша способность к абстрактному мышлению использует систему координат и инвентарь предметов, которые доступны нам благодаря хорошо развитой системе визуального восприятия
[211].
Немного сложнее показать, как могло двигаться в этом направлении обычное млекопитающее. Большинство млекопитающих прижимаются носом к земле, чтобы найти насыщенные химические следы, оставленные другими животными. Если вы когда-нибудь выгуливали игривого кокер-спаниеля и видели, как он изучает ему одному видимый мир на самом обычном тротуаре, то вы знаете, что спаниель живет в мире обоняния, который выше нашего понимания.
В преувеличенном виде это различие можно представить следующим образом. Большинство млекопитающих живут не в трехмерном координатном пространстве, а в двухмерной плоскости, которую они исследуют сквозь нульмерный смотровой глазок. «Флатландия» Эдвина Эбботта – математический роман об обитателях плоскости – показал, что двухмерный мир отличается от нашего не только отсутствием одного из трех привычных измерений. Многие геометрические конфигурации здесь попросту невозможны. Изображенная в фас человеческая фигура никак не может положить еду в рот, а фигура, изображенная в профиль, оказывается разделена на две части пищеварительным трактом. Невозможно соорудить и простейшие устройства вроде трубы, узла, колеса с осью. И если наш мир для большинства млекопитающих представляет собой когнитивную «флатландию», значит, у них нет ментальных моделей движущихся твердых объектов в трехмерных пространственно-механических отношениях, которые имеют такое значение для нашей психической жизни
[212].
Вторая возможная предпосылка – на этот раз характерная для общего предка людей, шимпанзе и горилл – групповое проживание. Обезьяны по большей части общительны, а большинство других млекопитающих – нет. У совместного проживания есть преимущества. Группу животных не намного проще заметить хищнику, чем одинокое животное, а если ее и обнаружат, вероятность того, что хищник выберет конкретную особь, снижается. (Водитель, превышающий скорость, тоже чувствует себя менее уязвимым, если вокруг него группа других лихачей; в этом случае повышается вероятность того, что дорожная полиция остановит кого-то еще.) У группы животных больше ушей, глаз и носов, с помощью которых можно заметить хищника, а иногда на атакующего хищника даже нападают толпой. Второе преимущество – это более эффективная добыча пропитания. Это преимущество наиболее явно проявляется в случае совместной охоты крупных животных – таких, как волки и львы; тем не менее оно также помогает делить между собой и охранять другие запасы еды, которые слишком велики, чтобы их могло употребить в пищу то животное, которое их нашло, – например, дерево, усыпанное спелыми плодами. Приматы, которые питаются фруктами, и приматы, которые передвигаются по земле (где они более уязвимы для хищников), склонны сбиваться в группы.
Совместное проживание могло способствовать эволюции человеческого интеллекта в двух аспектах. Когда существует группа, ценность нужной информации увеличивается в разы, поскольку информация – это единственный товар, который можно передать кому-то и в то же время сохранить у себя. Следовательно, более умное животное, живущее в группе, получает двойное преимущество: выгоду от знаний и выгоду от того, что оно может получить в обмен на знания. Другая причина, по которой группы животных могли стать колыбелью интеллекта, заключается в том, что групповое проживание связано с новыми когнитивными задачами. У беснующейся толпы есть и недостатки. Соседи конкурируют за пищу, воду, партнеров, место для гнездования. Существует и риск эксплуатации одного животного другим. Ад – это другие люди, сказал Жан-Поль Сартр, и если бы бабуины были философами, они, несомненно, сказали бы, что ад – это другие бабуины. Общественные животные рискуют столкнуться с воровством, каннибализмом, изменами, детоубийством, вымогательством и прочими проявлениями вероломства
[213].
Каждое общественное животное находится в двоякой ситуации: с одной стороны, оно получает выгоду от проживания в группе, с другой – вынуждено терпеть издержки. Чтобы выжить, оно оказывается вынуждено поумнеть. Во многих группах животных самым крупным мозгом и выдающимся интеллектом обладает именно общественный вид: пчелы, попугаи, дельфины, слоны, волки, морские львы и, конечно, обезьяны, гориллы и шимпанзе. (Орангутан – животное умное, но ведущее одиночный образ жизни, – это удивительное исключение.) Общественные животные обмениваются сигналами, чтобы координировать охоту, защиту, добычу корма, распределение половых партнеров. Они обмениваются услугами, возвращают и требуют вернуть долг, наказывают обманщиков, объединяются в коалиции.