Как работает мозг - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 201

Вот еще одна особенность логики и психологии войны. Человек должен согласиться оставаться в составе коалиции, покуда он не будет знать, что ему грозит смерть. Он может знать, каковы его шансы выжить, но он не может знать, укажет ли конкретно на него рука смерти. Тем не менее в определенный момент он может понять, что он под угрозой: увидеть мельком лучника, взявшего его на прицел, обнаружить засаду или осознать, что его отправляют на задание, равносильное самоубийству. В такой момент все меняется, и единственным разумным выходом делается дезертирство. Конечно же, если этот момент прозрения настанет лишь за несколько секунд до смерти, то будет слишком поздно. Чем раньше боец осознает, что он вот-вот станет неизвестным солдатом, тем легче ему будет пойти на дезертирство и тем больше вероятность, что коалиция рухнет. Если говорить о коалиции животных, атакующей другую коалицию или отдельное животное, нападающий чувствует, что его выбрали для контратаки, и может спастись бегством раньше, чем начнется погоня. По этой причине коалиция у животных особенно уязвима. А вот люди изобрели оружие – от копий и стрел до пуль и бомб, – которое делает судьбу бойца неизвестной до последней секунды. Благодаря этому покрову незнания у людей появляется стимул сражаться до последнего вздоха.

За десятилетия до того, как Туби и Космидес обстоятельно разъяснили эту логику, психолог Анатоль Рапопорт проиллюстрировал ее с помощью парадокса времен Второй мировой войны. (Он был убежден, что данный сценарий верен, но не смог это доказать.) У летчика на базе бомбардировочной авиации в Тихом океане во время полетов было всего 25 % шансов выжить. Кто-то подсчитал, что если бы каждый самолет мог перевозить вдвое больше бомб, миссию можно было бы выполнить за вдвое меньшее количество вылетов. Однако единственным способом увеличить грузоподъемность было уменьшить количество топлива, что означало, что топлива хватило бы только на перелет в одну сторону. Если бы пилоты захотели испытать судьбу и воспользоваться одним из двух шансов, отправившись на верную смерть, вместо того чтобы лететь на не столь верную смерть, имея три шанса на выживание из четырех, они бы удвоили шансы выживания: умерли бы не трое из четверых, а только каждый второй. Нет нужды говорить, что этого не случилось. Очень немногие из нас приняли бы такое предложение, хотя оно было достаточно разумным и могло бы спасти много жизней – возможно, даже включая нашу собственную. Парадокс представляет собой увлекательнейшее доказательство того, что наше мышление устроено таким образом, чтобы человек добровольно рисковал смертью в коалиции, но только при условии незнания, когда конкретно ему придется расстаться с жизнью ^[612].

Так, может быть, нам всем лучше сразу выпить яду и покончить с этим? Некоторые люди считают, будто психологи-эволюционисты доказали, что человек по природе эгоистичен и зол. Однако они льстят и этим ученым, и всем, кто рискнет заявить, что доказал обратное. Не нужно проводить исследование, чтобы понять, склонны ли люди к подлости. На этот вопрос отвечают учебники истории, газеты, этнографические описания и письма, адресованные Энн Лэндерс. Тем не менее люди до сих пор считают, что вопрос открыт, словно в один прекрасный день наука выяснит, что это все – просто плохой сон, и мы проснемся и увидим, что в природе людей – любить друг друга. Задача эволюционной психологии – не вести полемику по вопросу о человеческой природе (этот вопрос лучше оставить другим), а внести свой вклад в убедительное описание глубинных причин и взаимосвязей, которое может представить только наука: увязать все, что мы знаем о человеческой природе, с остальными знаниями о том, как устроен мир, и объяснить максимальное количество фактов с помощью минимального количества гипотез. Уже сейчас очевидно, что значительная часть гипотез социальной психологии, убедительно доказанных в лабораторных и полевых условиях, вытекает из нескольких предположений о родственном отборе, родительских инвестициях, взаимном альтруизме и вычислительной теории сознания.

Так неужели человеческая природа обрекает нас быть вечными рабами безжалостных максимизаторов биологической приспособленности? Опять же глупо ждать ответа от науки. Всем известно, что люди способны на монументальную доброту и самопожертвование. Мышление многокомпонентно и вмещает в себя не только низменные мотивы, но и любовь, и дружбу, и взаимопомощь, и чувство справедливости, и способность прогнозировать последствия наших действий. Разные компоненты нашего мышления находятся в постоянной борьбе за управление нашим поведением, так что плохие поступки не обязательно бывают вызваны плохими мыслями. Джимми Картер в своем знаменитом интервью журналу «Плейбой» сказал: «Я смотрел на многих женщин с вожделением. Я много раз прелюбодействовал в сердце своем». Тем не менее назойливой американской прессе не удалось найти никаких доказательств того, что президент хотя бы раз прелюбодействовал в реальной жизни.

Если говорить о большем масштабе, в истории бывали случаи, когда ужасная напасть навсегда исчезала – иногда после долгих лет кровопролитной борьбы, а иногда просто как по мановению волшебной палочки. Рабство, деспоты, содержавшие огромные гаремы, колониализм, кровная родовая месть, отношение к женщинам как к собственности, узаконенный расизм и антисемитизм, эксплуатация детей, апартеид, фашизм, сталинизм, ленинизм, войны исчезали с территорий, которые страдали от них десятилетиями, столетиями или тысячелетиями. В самых опасных районах городских джунглей Америки уровень смертности в 20 раз ниже, чем во многих сообществах охотников-собирателей. У жителя современной Великобритании в 20 раз меньше шансов быть убитым, чем у его средневековых предков.

Если мозг не изменился за долгие века, то как же могли улучшиться условия человеческой жизни? Ответ на этот вопрос, мне кажется, отчасти заключается в том, что грамотность, знания, обмен идеями привели к искоренению некоторых видов эксплуатации. Я не хочу сказать, что у людей есть источник добродетели, который можно мобилизовать с помощью нравственных поучений. Просто информацию можно подать таким образом, что эксплуататоры будут выглядеть лицемерами или глупцами. Один из наших самых низменных инстинктов – претендовать на доступ к власти под предлогом благих намерений и компетентности – можно ловко обратить против других. Если все вокруг увидят наглядные подтверждения страдания людей, будет уже невозможно заявлять, что никому не причиняется вреда. Если жертва расскажет свою версию происшедшего теми словами, которые вполне мог использовать ее мучитель, будет сложнее утверждать, что жертва – существо низшего порядка. Если все услышат, как оратор вторит словам его врага или предыдущего оратора, чья политика привела к катастрофе, его авторитет может пошатнуться. Если соседи описываются как мирный народ, сложнее утверждать, что война неизбежна. Когда Мартин Лютер Кинг сказал: «У меня есть мечта, что настанет день, когда наша нация воспрянет и доживет до истинного смысла своего девиза: “Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными”», он тем самым сделал невозможным для сторонников сегрегации утверждать, что они патриоты, не выглядя при этом шарлатанами.