Как работает мозг - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 170

Родитель переносит инвестиции со старшего на младшего ребенка тогда, когда выгода для младшего начинает превышать издержки на старшего. Эта аргументация основана на том факте, что оба ребенка связаны с родителем одинаковыми родственными узами. И все же это – рассуждения с точки зрения родителей; первый ребенок видит ситуацию по-другому. С младшим братом или сестрой у него на 50 % одинаковые гены, но ведь с самим собой у него одинаковый генетический набор на все 100 %. По его мнению, родители должны продолжать инвестировать в него, пока выгода для младшего брата или сестры не превысит издержки на него более чем в два раза. Генетические интересы родителей и ребенка расходятся. Каждый ребенок хочет больше родительской любви, чем готов дать родитель, потому что родители стремятся инвестировать во всех своих потоков одинаково (пропорционально их потребностям), в то время как каждый ребенок хочет, чтобы больше всего вложений доставалось ему. Это противоречие известно как конфликт родителей и потомства ^[501]. По сути, оно представляет собой соперничество между сиблингами ^[502]: сиблинги конкурируют между собой за инвестиции их родителей, в то время как родители больше всего хотели бы, чтобы каждому ребенку доставалась доля вложений, пропорциональная его потребностям. Тем не менее в соперничестве сиблингов могут принимать участие и родители. С эволюционной точки зрения, единственная причина, по которой родитель может ограничить свои вложения в единственного потомка, – это желание сохранить вложения для будущих детей. Конфликт ребенка с родителями на самом деле представляет собой соперничество с нерожденными пока сиблингами. Наглядный пример – это проблема отлучения ребенка от груди. Те калории, которые организм матери преобразует в молоко, недоступны для того, чтобы вырастить в организме новый плод, поэтому грудное вскармливание подавляет овуляцию. В какой-то момент самки млекопитающих отлучают своих детенышей от груди, чтобы их тело могло приготовиться к вынашиванию нового потомства. Когда это происходит, детеныш поднимает ужасный скандал; он может требовать доступа к материнскому соску в течение недель и даже месяцев после отлучения, но в конечном итоге ему приходится сдаться.

Когда я упомянул теорию конфликта между родителями и потомками, чтобы утешить коллегу, чей двухлетний сын стал просто невыносим после рождения младшего брата, тот отрезал: «Ты всего лишь утверждаешь, что все люди – эгоисты!». Учитывая, что мой собеседник неделями недосыпал, ему простительно, что он не понял главного. Очевидно, что родители – не эгоисты. Родители вообще наименее эгоистичные существа во всей обозримой вселенной. С другой стороны, нельзя сказать, что их бескорыстие не знает пределов – иначе любой шум и вопли детей были бы просто музыкой для их ушей. Теория также позволяет утверждать, что дети тоже не на 100 % эгоистичны. Если бы это было так, ребенок убивал бы своих новорожденных братьев и сестер, чтобы все вложения родителей достались ему, и требовал бы, чтобы его всю жизнь кормили грудью. Не делает он этого потому, что он частично связан с имеющимися и будущими сиблингами. Ген, заставивший ребенка убить новорожденную сестру или брата, имел бы пятидесятипроцентный шанс уничтожить копию самого себя, а для большинства видов подобные издержки перевешивают выгоду от единоличного доступа к материнскому молоку. (У некоторых видов – например, у пятнистых гиен и некоторых хищных птиц – издержки не перевешивают выгоду, и сиблинги на самом деле убивают друг друга.) Ген, заставляющий пятнадцатилетнего подростка желать питаться грудным молоком, лишил бы его мать возможности воспроизвести новые копии того же самого гена в форме жизнеспособных братьев и сестер. В любом случае издержки вдвое превысили бы выгоду, поэтому для большинства живых организмов интересы сиблингов имеют значение, хотя и не очень большое по сравнению с собственными интересами. Главная мысль этой теории не в том, что дети хотят брать или что родители не хотят давать, – она в том, что дети хотят брать больше, чем хотят давать родители.

* * *

Конфликт родителей и потомства начинается еще в материнской утробе. Женщина, вынашивающая ребенка, представляется нам воплощением гармонии и заботы, однако за внешним сиянием скрывается яростная битва, которая разворачивается у нее внутри. Плод старается добыть из тела матери как можно больше питательных веществ, тем самым подрывая ее возможность в будущем выносить других детей. Мать стремится к рациональному использованию ресурсов, чтобы сохранить резервы своего тела для потомства. Человеческая плацента – это ткань плода, которая вторгается в организм матери и получает доступ к ее кровотоку. Через плаценту плод выделяет гормон, связывающий материнский инсулин, в результате чего в крови повышается уровень сахара, который плод затем может потреблять. Результатом этого становится диабет, который подрывает здоровье матери, и в процессе эволюции у матери сформировался механизм защиты: она вырабатывает еще больше инсулина, что заставляет плод выделять еще больше гормона, который связывает инсулин, и т. д., пока уровень гормонов не превысит обычную концентрацию в тысячу раз. Биолог Дэвид Хейг, первым обративший внимание на пренатальный конфликт родителей и потомства, отмечает, что повышенный уровень гормонов, как и повышенный голос, является признаком конфликта. В подобное перетягивание каната превращается и то, что плод увеличивает кровяное давление матери, чтобы к нему поступало больше питательных веществ за счет ее здоровья ^[503].

Битва продолжается и после того, как ребенок появляется на свет. Первое решение, которое принимает мать, – это следует ли ей дать новорожденному умереть. Детоубийство практикуется во многих культурах мира. В нашей культуре «убийство младенца» – синоним полной безнравственности, одно из самых шокирующих преступлений, которые только можно представить. Можно подумать, что это разновидность дарвиновского самоубийства, доказательство того, что ценности других культур несоизмеримы с нашими. Дейли и Уилсон показывают, что это ни то ни другое.

У всех видов животных родители стоят перед выбором: стоит ли им продолжать вложения в новорожденного. Вложения родителей – драгоценный ресурс, и если велика вероятность, что новорожденный погибнет, то нет смысла растрачивать его впустую, выхаживая и выкармливая ребенка. Лучше потратить время и калории на его собратьев по выводку, начать все с начала, с нового выводка, или подождать, когда обстоятельства улучшатся. Именно поэтому большинство животных позволяет своим слабым или плохо развитым детенышам умереть. Из подобного расчета совершаются и детоубийства среди людей. В племенах охотников-собирателей женщина рожает первого ребенка, не достигнув и двадцати лет, кормит его молоком по требованию в течение четырех лет, не рожая других детей, и при этом многие дети не доживают до совершеннолетия. Если женщине повезет, она сможет сохранить до совершеннолетия двух или трех детей. (Огромные выводки в семьях наших прадедов – это историческая аберрация, результат появления сельского хозяйства, благодая которому у людей появилась замена материнскому молоку.) Чтобы вырастить хотя бы несколько детей, женщине приходится делать непростой выбор. Женщины в разных культурах мира оставляют своих младенцев умирать в обстоятельствах, когда шансы на выживание невелики: если младенец родился с уродством, если родились близнецы, если ребенок родился без отца или вне брака, если мать еще молода (а значит, у нее еще будет возможность родить других детей), не имеет поддержки общества, родила двоих детей с очень маленьким перерывом, если она перегружена уходом за старшими детьми или испытывает другие сложности, например, страдает от голода. Причины детоубийства в современной западной цивилизации аналогичны. Статистика показывает, что матери, которые бросают своих младенцев умирать, обычно молоды, бедны и не состоят в браке. Этому есть много объяснений, однако сходство с тем, что наблюдается в других частях мира, наверняка не случайно ^[504].