Как работает мозг - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 141

Нас не должно удивлять такое расхождение. Антрополог Ренато Росальдо отмечал: «Традиционное антропологическое описание – как учебник по этикету. В нем можно найти не столько глубокое знание культуры, сколько клише о культуре, “мудрость” Полония, условности в тривиальном, а не глубокий смысл. Из него вы узнате официальные правила, но не узнаете, как живут люди» ^[414]. Эмоции, в частности, нередко контролируются официальными правилами, поскольку они являются выражением интересов человека. Мне кажется, что я раскрываю свои сокровенные чувства, а вам – что я скулю и ною, и не исключено, что в ответ меня попросят заткнуться. А у власть имущих чувства простых людей всегда вызывают раздражение, ведь они приводят к разным неприятностям: женщины хотят, чтобы мужчины были их мужьями и сыновьями, а не пушечным мясом, мужчины соперничают друг с другом вместо того, чтобы сражаться с врагом, дети влюбляются в свою половинку вместо того, чтобы жениться на том, кого им сосватали, чтобы скрепить брачным союзом важную сделку. Во многих обществах с этими неприятностями разбираются, пытаясь контролировать эмоции и распространяя ложную информацию о том, что их не существует.

Экман показал, что культуры больше всего различаются тем, как эмоции выражают на публике. Он снимал скрытой камерой выражение лица американских и японских студентов в то время, как им демонстрировали запись жуткого обряда инициации в одном из примитивных племен. (Исследователи эмоций располагают обширной коллекцией подобного шокирующего материала.) Когда в комнате находился одетый в белый халат экспериментатор, который задавал студентам вопросы, японские студенты вежливо улыбались, просматривая те сцены, от которых американские студенты содрогались от ужаса. Однако когда испытуемые оставались одни, на лицах японцев и американцев читался одинаковый ужас.

Романтизм как направление в философии, литературе и искусстве сформировался около двухсот лет назад, и с тех самых пор чувства и разум всегда относили к разным сферам. Чувства идут от природы и всегда живут в теле.

Это пылкие, иррациональные импульсы и интуитивные желания, следующие биологическим императивам. Разум – это продукт цивилизации, который живет в мышлении. Это холодный рассудок, который следует эгоистическим интересам и интересам общества, сдерживая чувства. Романтики считают, что чувства – это источник мудрости, невинности, искренности, творчества, и их не должны подавлять ни индивид, ни общество. Другие романтики признают существование темной стороны – цены, которую мы должны платить за артистическое величие. Когда антигероя книги Энтони Берджесса «Заводной апельсин» избавляют от его тяги к насилию, он вместе с ней утрачивает свою любовь к Бетховену. Романтизм доминирует в современной американской поп-культуре, как и в вакхическом духе рок-музыки, и в популярной психологии, призывающей познать себя, и в голливудских сюжетах о гениальных простаках и попавших в трудную ситуацию яппи, пускающихся во все тяжкие.

Большинство ученых неявно принимают постулаты романтизма, даже если не соглашаются с его нормами нравственности. Иррациональность эмоций и сдерживающая сила интеллекта то тут, то там всплывают в виде научных гипотез: подсознание и сверх-«Я», биологические инстинкты и культурные нормы, правое и левое полушарие, лимбическая система и кора головного мозга, эволюционный багаж наших предков-животных и общий интеллект, который привел нас к цивилизации.

В этой главе я представляю явно неромантичную теорию чувств. В ее основе лежит сочетание вычислительной теории сознания, утверждающей, что источником жизненных сил для психики является не энергия, а информация, с современной теорией эволюции, которая требует обратного проектирования сложного строения биологических систем. Я покажу, что эмоции являются адаптациями, хорошо спроектированными программными модулями, которые работают в гармонии с интеллектом и неотъемлемы для функционирования всего мышления в целом. Главная проблема эмоций состоит в том, что они – необузданные силы или пережитки нашего животного прошлого; в том, что они предназначены для того, чтобы распространять копии построивших их генов, а не для того, чтобы способствовать достижению счастья, мудрости или моральных ценностей. Мы часто называем действие «эмоциональным», когда оно представляет вред для социальной группы, наносит ущерб самому деятелю в долгосрочной перспективе, когда оно неконтролируемо и невосприимчиво к убеждению или является продуктом самообольщения. Как ни печально это осознавать, подобные результаты не являются нарушениями в функционировании; это именно то, чего и следует ожидать от хорошо спроектированных чувств.

* * *

Чувства – это еще один компонент мышления, который наука преждевременно списала со счетов как неадаптивный багаж. Нейробиолог Пол Маклин, взяв за основу романтическую доктрину чувств, построил широкоизвестную, но некорректную теорию, известную под названием «теория тройственного мозга». Он описал головной мозг человека как палимпсест из трех слоев. Первый слой – это базальные ядра, или рептильный мозг, управляющий примитивными и эгоистичными эмоциями, которые лежат в основе «четырех F»: питания, агрессии, бегства и сексуального поведения (англ. feeding, fighting, fleeing, sexual behavior). Поверх него располагается лимбическая система, или мозг примитивных млекопитающих, отвечающий за более добрые, нежные, дружеские чувства, например, те, которые составляют отношение родителей к детям. Вокруг него располагается мозг высших млекопитающих – неокор-текс, появившийся в процессе эволюции человека и отвечающий за интеллект. Убеждение, что эмоции являются наследием животного прошлого, также знакомо нам по популярным документальным фильмам об этологии, в которых кадры со скалящимися друг на друга бабуинами сменяются кадрами драки между футбольными фанатами, в то время как голос за кадром рассуждает о том, сможем ли мы возвыситься над своими инстинктами и тем самым предотвратить ядерный апокалипсис.

Одна из проблем теории триединого мозга состоит в том, что движущие силы эволюции не могут просто накладывать новые слои поверх неизменного основания. Естественному отбору приходится работать над тем, что уже есть в наличии, но он может вносить определенные модификации. Большинство частей человеческого тела достались ему в наследство от древних млекопитающих, а им в свою очередь – от древних рептилий, однако эти части подверглись серьезным изменениям с тем, чтобы соответствовать особенностям человеческого образа жизни – таким, как прямохождение. Хотя наши тела все еще несут на себе отпечаток прошедших эпох, очень немногие части тела не подверглись изменениям и были адаптированы только к нуждам более древних видов. Даже аппендикс сейчас находит применение: он используется иммунной системой. Зоны мозга, отвечающие за эмоции, тоже не остались незатронутыми.

Нужно признать, некоторые свойства так неразрывно связаны с архитектурным планом организма, что естественный отбор был не в силах внести в них какие бы то ни было изменения. Возможно ли, что программное обеспечение, отвечающее за эмоции, так глубоко укоренено в мозге, что организмы просто обречены чувствовать так же, как их далекие предки? Имеющиеся факты говорят об обратном: эмоции легко перепрограммировать. Эмоциональный репертуар животных очень широко варьируется в зависимости от вида, пола и возраста. К млекопитающим относятся и львы и ягнята. Даже среди собак (внутри одного вида) за несколько тысячелетий селекционного разведения появились разнообразные породы – от питбулей до сенбернаров. Ближайший к нашему род включает как обыкновенных шимпанзе, у которых самцы, объединяясь в группировки, убивают представителей соперничающих группировок, а самки могут убивать детенышей друг друга, так и карликовых шимпанзе (бонобо), чье отношение к жизни можно выразить фразой «занимайтесь любовью, а не войной». Конечно, некоторые реакции характерны для многих видов – например, паника, которую животные испытывают, попав в неволю, – но эти реакции, вероятно, сохранились потому, что они являются адаптивными для всех. Возможно, у естественного отбора и не было полной свободы в деле перепрограммирования эмоций, но у него ее было вполне достаточно.