Как-то раз принимал король у себя электроведа столь дряхлого, что в кристаллах его разум малость уже мешался от старости; тем не менее электровед сей, именуемый Халазоном, был истинный кладезь премудрости галактической. Сказывали, будто знает он, как, нанизывая фотоны на нитки, получать светоносные ожерелья и даже как живого Антропоса поймать. Зная слабость его, король велел немедля открыть погреба; электровед от угощения не отказывался, когда же хлебнул из бутыли лейденской лишку и пронизали корпус его приятные токи, открыл он монарху страшную тайну и обещал изловить для него Антропоса, повелителя одного средизвездного племени. Цену назначил немалую: столько брильянтов величиною с кулак, сколько будет Антропос весить, – но король и глазом не моргнул.
Халазон отправился в путь, король же начал похваляться перед тронным советом будущим приобретением; а впрочем, все равно не мог уже этого скрыть, ибо в замковом парке, где росли великолепнейшие кристаллы, велел построить клетку из толстых железных прутьев. Тревога вселилась в придворных. Видя решимость владыки, позвали они во дворец двух мудрецов-гомологов, коих король принял с ласковостью, желая узнать, что многоведы эти, Саламид с Таладоном, могут поведать о бледном созданье такого, чего он сам бы не знал.
– Верно ли, – спросил он, едва лишь те, почтительнейше ему поклонившись, поднялись с колен, – что Гомос мягче воска?
– Верно, Ваша Ясность, – ответили оба.
– А верно ли, что щелка, расположенная в нижней части его лица, может издавать различные звуки?
– Верно, Ваше Величество, как верно и то, что в ту же самую щель Гомос запихивает всякие вещи, а после, двигая нижнею частью головы, которая к верхней шарнирами крепится, размельчает эти предметы и втягивает их в свое нутро.
– Странный обычай; впрочем, я о нем слышал, – молвил король. – Но скажите мне, мудрецы, для чего он так делает?
– В этой материи, государь, четыре существуют теории, – отвечали гомологи. – Первая – что так избавляется Антропос от лишнего яда (ибо ядовит он неслыханно). Вторая – что причиной тому любовь к разрушению, которое ему милее всех прочих утех. Третья – что это он из-за жадности, ибо все поглотил бы, если бы мог. Четвертая…
– Довольно, довольно! – сказал король. – Правда ли, что он состоит из воды, однако же непрозрачен, как эта вот кукла?
– И это правда! Есть у него, государь, в середке множество трубочек склизких, а по ним циркулируют воды: одни желтые, другие жемчужные, но более всего красных – и те переносят смертельный яд, именуемый кислотородом, который чего ни коснется, все обращает в ржавчину или пламя. Оттого-то и сам он переливается жемчужно, желто и розово. Однако, Ваше Величество, покорнейше просим отрешиться от мысли доставить сюда живого Гомоса, ибо тварь сия могущественна и зловредна как никакая другая…
– Ну-ка, растолкуйте мне это пообстоятельнее, – молвил король, делая вид, что готов последовать мудрым советам. На самом же деле он лишь желал насытить великое свое любопытство.
– Существа, к которым принадлежит Гомос, зовутся тряскими, государь. Таковы силиконцы и протеиды; первые консистенции более плотной, и зовут их черствяками, или студенышами; вторые, пожиже, у разных авторов носят разные имена, как-то: липуны, или липачи, – у Полломедера, склизнявцы, или клееватые, – у Трицефалоса Арборубского, наконец, Анальцимандр Медянец прозвал их клееглазыми хляботрясами…
– А правда ли, что даже глаза у них склизкие? – живо спросил король Болидар.
– Правда, государь. Твари эти, с виду немощные и хрупкие настолько, что довольно им упасть с высоты в шестьдесят футов, чтоб расплескаться красною лужей, ввиду прирожденной хитрости и коварства опаснее всех вместе взятых звездоворотов и рифов Астрического Кольца! А потому, государь, заклинаем тебя, ради блага державы…
– Ладно, ладно, любезные, – прервал их король. – Идите, а я поступлю с надлежащею осмотрительностью.
Отвесили гомологи глубокий поклон и ушли в тревоге, ибо чувствовали, что не оставил грозного замысла король Болидар.
В скором времени, ночью, звездный корабль привез огромные ящики; тотчас перенесли их в замковый парк, и вот уже отворились золотые ворота для всех королевских подданных; под алмазными кущами, меж яшмовых беседок резных и диковин мраморных увидел народ железную клетку, а в ней существо бледное, гибкое, сидевшее на бочонке, перед мискою с чем-то чудным, что пахло смазочным маслом, однако испорченным – подгоревшим и уже непригодным к употреблению. Но чудовище преспокойнейшим образом окунало в миску что-то вроде лопатки и, набирая с верхом, пропихивало смазанную маслом субстанцию в лицевое отверстие.
Прочитавши надпись на клетке, зрители онемели от ужаса, ибо надпись гласила, что перед ними Антропос Гомос, живой, настоящий бледнотик. Тут давай простонародье его дразнить, и тогда Гомос встал, зачерпнул из бочонка, на котором сидел, и начал плескать в толпу смертоносной водой. Кто побежал наутек, кто хватался за камни, дабы гадину порешить, но стража тотчас разогнала зевак.
О случае этом проведала королевская дочь, Электрина. Видать, любопытством она была вся в отца, поскольку не побоялась приблизиться к клетке, в которой чудище проводило время, почесываясь и поглощая такую бездну воды и масла испорченного, какой хватило бы, чтобы убить на месте сто королевских подданных враз.
Гомос скоро научился разумной речи и даже дерзал заговаривать с Электриной.
Спросила раз королевна, что такое белеет у него в пасти.
– Я называю это зубами, – ответил бледнотик.
– Дай хоть один через прутья! – попросила королевна.
– А что я за это получу? – спросил он.
– Мой золотой ключик, но лишь на минутку.
– Что еще за ключик такой?
– Мой собственный, коим ежевечерне разум заводится. Ведь он и у тебя должен быть.
– Мой ключик на твой не похож, – ответил бледнотик уклончиво. – А где он у тебя?
– Здесь, на груди, под золотой крышечкой.
– Давай-ка его сюда…
– А зуб дашь?
– Дам…
Отвинтила королевна золотой винтик, открыла крышечку, вынула золотой ключик и протянула через решетку. Бледнотик жадно его схватил и, хохоча, убежал в глубь клетки. И как ни просила его королевна, как ни молила, все было напрасно. Никому не решилась Электрина признаться в своей оплошности и в великой печали вернулась в покои дворца. Поступила она неразумно, да ведь и годы ее были почти что детские. Наутро слуги нашли королевну лежащей без памяти на ложе хрустальном. Прибежали король с королевой и весь их двор, а Электрина лежала словно в глубоком сне, однако разбудить ее никак не могли. Кликнул король кибер-клиницистов, механиков-интернистов, лекарей-ключарей, а те, обследовав королевну, увидели, что крышечка золотая открыта, а ни винтика, ни ключика нет! Шум и гвалт поднялись во дворце, все носились в поисках ключика, но напрасно. Назавтра безутешному королю доложили, что его бледнотик желает с ним говорить о пропаже. Король немедля сам отправился в парк, а страшилище заявило ему, что знает, где обронен королевною ключик, но скажет не прежде, чем король своим королевским словом поклянется дать ему волю и подарит ему корабль-звездоход, чтобы мог он вернуться к своим. Долго не соглашался король, велел обыскать весь парк, но в конце концов принял эти условия. И вот снарядили корабль в полет, а бледнотика вывели под стражей из клетки. Король ждал у звездохода; Антропос, однако ж, сказал, что ничего ему не откроет, пока на палубу не взойдет.