Звездная пирамида - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Байкалов, Александр Громов cтр.№ 79

А что у них за дверью, о том можно не спрашивать. Мне только интересно стало: как альгамбрийцы умудряются держать свой дефективный корабль в повиновении. Они что себе думают – дверь его остановит, если ему захочется прогуляться? Да его ничто не остановит, он любую стену сожрет и не подавится!

Был там еще шкаф. Толстый раскрыл его, достал три дыхательные маски, одну небрежно кинул Ною, другую дал мне, а третью не без труда натянул на свою физиономию. Мы с Ноем тоже надели эти намордники, и сразу дышать стало легче, хотя все равно чувствовалось, что воздух какой-то неживой. Похожим воздухом я дышал только в тюремной камере, куда до меня год или два никого не сажали. В иных городках у нас на Зяби бывают такие тюрьмы, куда и сажать-то некого: местные обыватели поголовно законопослушны и оттого ужасно самодовольны, такого, как Ной, провинциальным полицейским вовек не прищучить, и разве что один Цезарь Спица подвернется, если ему не повезет…

Тут толстый приложил палец к какой-то пластине возле двери, и дверь со страшным гулом поехала в сторону, а когда образовалась щель, в нее от нас дунул такой ветер, что я едва устоял на ногах. Толстому-то ничего, только его полосатые одежды захлопали на ветру, как паруса, но сам он даже не качнулся.

Открылось еще одно помещение, скорее зал чем комната, и я увидел дефектный звездолет. Он висел между полом и потолком, со всех сторон от него располагались какие-то штуковины, я так понял – антигравы, и все они гудели, и от каждого тянулся электрический кабель. Был звездолет размером со стог или сарай и весь сморщенный, как «Топинамбур» в первые дни его жизни. Я сразу понял, что ему худо.

Жив-то он был, это точно, – кто, кроме него, мог сожрать весь воздух в этом герметически запертом зале? Никакой пищи, кроме воздуха, у него не было, и почти никакого излучения тоже, если не считать довольно-таки тусклых лампочек под самым потолком. Ничего себе верховный правитель! Наверное, он когда-то был бурым, как «Топинамбур», а теперь стал белесым наподобие мучного червя. Когда в зал ворвался внешний воздух, корабль только слегка шевельнулся и опять затих. Если животное морить голодом, оно тоже дойдет до состояния, когда ему уже все равно. Мне даже больно стало, и сердце сжалось. Ну можно ли так обращаться со звездолетом? Сволочи полосатые эти альгамбрийцы, больше ничего. Знали же, что звездолет болен – здоровый корабль переборет любые внешние антигравы, – а все равно заточили его в подземелье да еще отказали в пище! И из-за чего? Подумаешь, тараканов и блох он плодил! Да люди их больше наплодят, дай им только волю! Что такое человек для блохи, как не источник вкусной пищи в оригинальной упаковке?

А толстый поглядел на меня и пробубнил сквозь маску опять то же самое:

– Справишься?

– Уж как-нибудь, – бурчу в ответ. А сам снимаю с себя намордник и швыряю его в корабль. Промахнуться и думать нечего: антигравы подхватят и доставят снаряд куда надо, прилепят прямо к кораблю. Так и вышло.

Если бы не антигравы, корабль вообще не отреагировал бы. Я так думаю, он просто не поверил, что кто-то пытается накормить его. Но прошло несколько секунд, и гляжу: моя маска понемногу втягивается в корабль, сначала как-то неуверенно, малыми рывками, потом – хлоп – и втянулась. Ага, думаю, теперь дело пойдет.

– Еды сюда, – говорю толстому. – Песок, глина, камни, торты с кремом – все годится. И хорошего ультрафиолета побольше.

Толстый выразил сомнение. Забубнил что-то невнятное и показывает рукой примерно себе по пояс, шевеля при этом пальцами, – понимай так, что вот такой толщины здесь появится слой из копошащихся блох и тараканов. Я только рукой махнул: иди, мол, обеспечивай, а не болтай зря. Краем глаза увидел, что Ной украдкой показывает мне большой палец: правильно-де себя держишь, так и надо. Ему-то что, а мне страшно. Когда я растил «Топинамбур» из маленького сморщенного комочка, мне было боязно только за него, а теперь и за себя, и за всех наших. Кроме Ноя – он-то сам о себе позаботится.

Должно быть, от испуга я сделал глупость. Мне бы сказать толстому, чтобы он отключил один из боковых антигравов, а я – хотите верьте, хотите нет – просто забыл об этом. Наверное, потому что засмотрелся на корабль. Так со мной и на Зяби бывало: засмотришься на какую-нибудь механическую повозку, стоящую открыто, и уже представляешь себе, как управляешь ею, а о том, что хозяин повозки пребывает неподалеку и следит за тобой, даже не думаешь. Всегда это кончалось одинаково: я удираю на той повозке, а за мной гонится полиция, как будто ей больше заняться нечем. Иногда удавалось удрать, иногда нет.

Самое первое – это прикоснуться пальцами, ласково потрогать. И если почувствовал в себе что-то такое, о чем и сказать трудно, потому что слов таких нет ни в каком языке, в общем, какое-то сродство с машиной, что ли, то дело пойдет. Машина, даже если она из железа и дерева и совсем без мозгов, сама даст тебе понять, согласна она подчиниться тебе до конца или только сделает вид, что согласна, а сама прибережет какую-нибудь подлянку и пустит ее в ход именно тогда, когда меньше всего этого ждешь. Может, кто-то назовет меня дураком, только мне наплевать, что говорят обо мне идиоты. Им нипочем этого не понять, а я и объяснять не стану.

Словом, я решил проверить, как альгамбрийский дефектный и голодный корабль отнесется к моему прикосновению, и прежде чем толстый успел меня остановить, я взял, да и шагнул за линию антигравов. Скажу прямо, идея была не из лучших.

Меня подхватило, оторвало от пола, крутануло и припечатало к кораблю. Вместо ласкового прикосновения получился знатный шлепок. Бац! – и я оказался притиснут к морщинистой поверхности корабля, и хорошо еще, что она была мягкая, как трухлявый гриб, а то одному из нас двоих не поздоровилось бы, и я догадываюсь кому.

Последнее, что я услышал, это крик Ноя – он вопил на толстого, чтобы тот сейчас же отключил антигравы, да только было уже поздно. Свет вдруг пропал. Корабль сладко причмокнул, хлюпнул чем-то и в два счета втянул меня в себя.

Открыл глаза и вижу: темно. Ничего, кроме темноты. Воняет плесенью и еще чем-то незнакомым, но дышать можно. Шевелиться тоже. Однако вытянуться во весь рост уже нельзя: шевелись, если хочешь, но скорчившись.

Ощупал стенки моей тюрьмы – теплые и гладкие, в смысле, не шероховатые, но крупные морщины есть и здесь, а еще местами какие-то наросты величиной с блюдце. Вроде болячек или бородавок. Проще говоря, внутри корабля примерно то же, что и снаружи. Хотел корабль того или нет, но он дал мне понять, что болен не одной какой-то своей частью, а целиком. Как будто я и сам этого не знаю!

Испугаться я не испугался – просто вспотел. Если моей коже хочется покрыться потом, а волосам – подняться дыбом, то я-то тут при чем? Это их дело. То же самое относится к мочевому пузырю и кишечнику. Если они ведут себя так, как им хочется, то у них и спрашивайте, а если мне захотелось немного побарахтаться, то это оттого, что у меня все затекло, когда я дожидался Ноя возле Дворца. Словом, я не испугался. Просто вдруг ощутил ни с того ни с сего, что я сижу голый и босой, – корабль первым делом сожрал всю мою одежду и обувь. А когда я провел ладонью по макушке, чтобы проверить, стоят ли еще мои волосы дыбом или уже улеглись, то обнаружил, что никаких волос вообще нет. Ногти, и те оказались укороченными. И еще я кожей почувствовал, что чист, будто только что из бани. Корабль вмиг сожрал всю неживую органику, какую я ему мог предложить. Ну ясно: оголодал. К счастью, он не полез мне в рот корчевать зубы, и на том спасибо.