Ни на что большее у Совета не хватило ни мысли, ни терпения, а патриотизм очень скоро стал до того приземленным, что хоть вноси законопроект о запрете смотреть на звезды – примут на «ура». Разные-де слухи по Зяби ходят и мутят народ. Шалый мальчишка на «Топинамбуре» напугал каких-то селян. И вообще надо было не заключать идиотский договор, который теперь и не расторгнешь, а жить как жили! Духовенство, опять же, не одобряет… Разве Девятый пророк говорил что-нибудь о космических путешествиях? Какая еще Галактика? Да существует ли она вообще?
Вот и пришлось поспешить с отправкой экспедиции. В надежде на авось. Просто не существовало иного выхода.
Ларсен, конечно, с самого начала пакостил как мог. Ожидать от него чего-то иного не приходилось. Пытался уговорить команду отступиться. Получил по тыкве. Хотел украсть «Топинамбур» и был наказан, жаль, что не людьми, а насекомыми. Все равно пристал к проекту, как банный лист или клещ. После отлета экспедиции сообщил по радио о ее гибели – небось сам и устроил какую-нибудь пакость! Теперь вот выяснилось, что тогда были еще цветочки, а ягодки – вот они. Вызрели.
Наверное, сам Ларсен и стоит за катастрофой, но попробуй докажи это! И где тот имперский суд, куда можно обратиться с иском и доказательствами, буде удастся их собрать? На Суррахе, наверное? Поди теперь доберись до него. К тому же вербовок нет и не будет. Зяби не с кого брать дань, зато на Зябь скоро явятся за данью посланцы Рагабара. Вынь да положь им сразу пять процентов годового дохода планеты! В имперских денежных знаках! Это же… сколько же это получается?..
Конец света. Нет, можно поторговаться насчет отсрочки, но это означает залезть в такую кабалу, из которой, пожалуй, не выберутся и правнуки. Остается или это – или принять условия Ларсена, теперь уже более жесткие, чем прежде. Одно из двух. Выбирай.
Сысой знал: выберут и без него. Совет, разумеется, предпочтет Ларсена как меньшее из двух зол. А его, Сысоя, – вон из Совета как неудачника и вообще выжившего из ума.
Лучше уж уйти самому…
И как можно незаметнее.
Родня, конечно, прибежит с расспросами, от которых станет тошно, и, что еще хуже, с утешениями. Вон как Агафон прибежал. Толку от родни, как от горчичников при переломе ноги… Сделав над собой усилие, Сысой велел Агафону ни под каким видом не пускать никого в дом, пусть хоть ломиться будут. Агафон кивнул и вышел держать оборону. А Сысой, поразмыслив, решил, что помереть, пожалуй, все-таки удастся – если полностью сосредоточиться на этом деле. Основательный подход – залог успеха.
* * *
Сначала крутили педали так, что колеса вертоездов не замечали песка и перескакивали через камни. Зачем старались, никто не знал. Когда человек говорит: «Верю тому, что вижу», – он врет. Глаза обманывают, зрению нет полной веры. Человеку необходимо пощупать руками, и тогда он скажет точно, есть предмет или его нет.
В конце концов, мог же «Топинамбур» стать невидимым! Зачем ему это понадобилось – вопрос второй, но ведь мог же, наверное! То ли его потревожил кто-то, то ли просто надоело отсвечивать…
Ох, как все на это надеялись!
Доехав, чуть было не переругались: здесь стоял корабль или не здесь? Сориентировались по следам шин вертоездов, еще не занесенных песком. Здесь он стоял, здесь! На этом самом месте! И каждый, не доверяя другим, прошел по этому месту, вытянув перед собой руки, будто слепой, и каждый из пятерых надеялся наткнуться на невидимую преграду – как будто одной попытки было недостаточно…
Цезарь уселся в сторонке на тощий зад, уткнув локти в колени, а лицо в ладони. Ипат медленно поворачивал голову туда-сюда, всматриваясь в даль и не желая поверить, что корабль все-таки пропал. Ной морщил лоб и жевал губы. Семирамида попеременно бледнела и краснела, но пока молчала. Молчала и Илона, готовая в отличие от Семирамиды не раскричаться, а расплакаться.
Минуты через две Ной подошел к Цезарю, похлопал по вздрагивающему плечу:
– Признавайся: твои штучки?
– Что-о?!
Цезарь так стремительно вскинул голову, что не успел утереть слезы, да и рыдающий вскрик говорил сам за себя. Пилот плакал. Ной выругался и отошел.
– Попробуй только тронь мальца, – басовой гудящей нотой предостерег Ипат. – Сколько у тебя внутри костей?
– Откуда мне знать? – окрысился Ной.
– Вот и я не знаю, а только станет вдвое больше.
– Да я что? – На всякий случай Ной отошел от Ипата подальше. – Ну, ошибся… Первая мысль какая? Кого корабль слушается? Только тебя и его… И не надо мне угрожать! Сам понимать должен: я тут ни при чем. А кто при чем – вот что я хотел бы знать…
– А кто? – Ипат завертел головой, как башней.
– Если не ты и не Цезарь – тогда Ларсен, вот кто!
– А может, местные? – тоненько спросил Цезарь и всхлипнул.
Вместо ответа Ной вдруг зашагал по раскручивающейся спирали, зорко вглядываясь в ландшафт. Минут через пять он помахал рукой – сюда, мол.
– Это что? – указал он, когда все приблизились.
– Ну, яма, – неприятным голосом сказала Семирамида, и видно было: еще одно слово – и она разразится одной из своих знаменитых истерик.
Зато Цезарь понял все сразу, вызывающе шмыгнул носом и сказал голосом, звенящим уже не от боли, а от злости:
– Точно, тут был еще один корабль. Грунтом кормился.
– Ларсен? – тихонько спросила Илона.
– А то кто же!
За криком Семирамиды не стало слышно никого, хотя ругались все, кроме Илоны. А когда истерика певицы кончилась, дарианка сказала очень серьезно:
– Я думаю, он несчастный человек.
– Кто? – разом выкрикнули Цезарь и Ной.
– Ваш Ларсен. Зачем счастливому человеку угонять чужой транспорт? Ему и так хорошо.
Ипат погромыхал внутри себя, как грозовая туча, но сдержался и утих. Зато Цезарь рубанул со всей определенностью:
– Местные – тоже сволочи! Видели же!.. Чего тут не увидеть – город рядом! Могли бы хоть предупредить о садящемся корабле…
– Оно им надо? – отозвался Ной.
– Наверное, они думали, что второй корабль тоже наш или наших друзей, – вступилась за альгамбрийцев Илона. – Иначе обязательно предупредили бы.
Ной поглядел на нее иронически. Затем на Цезаря – задумчиво.
– Ну и что ты собираешься делать?
В ответ Цезарь лишь засопел. Ной зачерпнул из ямы горсть песка, не съеденного кораблем Ларсена, потряс на ладони, отшвырнул в сторону и предложил вернуться к педальным экипажам.
– Они что-то могут? – спросил он, когда это было исполнено, и указал на вертоезды.
– Ездить, когда педали крутишь, они могут, – огрызнулся Цезарь. – Еще стоять могут, когда их не крутишь. А ты чего хотел?
– Да так… Значит, они состоят из обыкновенного металла и прочих обыкновенных материалов без частицы мозгов корабля?