Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента - читать онлайн книгу. Автор: Бернадетт Мёрфи cтр.№ 49

В своем первом письме Тео, написанном после драмы 23 декабря, Винсент пишет про Гогена: «А теперь давай обсудим нашего друга Гогена. Испугал ли я его своими действиями? Почему он мне не пишет? Скорее всего, он уехал вместе с тобой… Возможно, в Париже ему больше нравится, чем здесь. Попроси Гогена мне написать, и скажи, что я о нем думаю»⁸. Ван Гог все еще считал Гогена своим другом, что становится очевидным из его письма художнику, написанному в начале января:

По тону и содержанию письма можно констатировать, что Винсент чувствовал себя тогда очень слабым. Он хотел показать свои дружеские чувства, он хотел услышать уверения в том, что после пережитых сложностей и страданий у них с Гогеном ничего не потеряно.

В письме Тео содержится только позитивная информация (за исключением того, что Винсент укоряет брата за его приезд в Арль), и надеющийся на светлое будущее художник приводит цитату из Вольтера: «Всё к лучшему в этом лучшем из миров»¹⁰.

В письмах матери и сестре Винсент еще сильнее старается преуменьшить масштабы случившейся с ним трагедии и даже пишет о том, что пребывание в больнице может дать ему возможность найти новых клиентов и получить заказ: «Мне… возможно, придется нарисовать несколько портретов». Сложно сказать, чем объясняется такая позиция, – самообманом, надеждой или отрицанием реальности и нежеланием смотреть фактам в глаза, но Винсент пытается изобразить свой нервный срыв сущим пустяком, «который даже не стоит того, чтобы я вам о нем рассказывал»¹¹.

7 января, через две недели после того, как он попал в больницу, Винсента выписали. Он отметил это событие ужином с Жозефом Руленом, который потом написал письма Тео и сестре художника с сообщением о том, что Винсент вернулся домой, и уверениями в том, что тот чувствует себя хорошо¹². Винсент продолжал преуменьшать значение и масштаб своего нервного срыва и писал Тео: «Как же я сожалею о том, что доставил тебе столько неудобств такой мелочью, прости меня»¹³. Несмотря на эти уверения, начать жить нормальной жизнью оказалось намного сложнее, чем Винсент предполагал.

После возвращения в Желтый дом у художника началась бессонница, а когда ему удавалось заснуть, его мучили ночные кошмары. «Самое страшное – это бессонница, Доктор про нее мне ничего не говорил, и я пока к нему с этой проблемой не обращался. Пытаюсь побороть эту проблему сам… Мне было очень страшно засыпать в доме в одиночестве, и я переживал по поводу того, что не смогу заснуть». Ван Гог продолжает: «Страдания в больнице… были ужасными, но все же, несмотря на то что я был совсем без чувств, могу сообщить тебе любопытную деталь – я часто думал о Дега»¹⁴. Далее Винсент просит Тео сказать Дега, который был для Винсента примером для подражания, что «тот не должен верить Гогену, если Гоген слишком быстро положительно отзовется о моих картинах, которые я нарисовал под влиянием болезни»¹⁵.

Ван Гог должен был вернуться к нормальной жизни, должен был есть, спать и рисовать, однако через несколько дней после возвращения из больницы он получает дурные известия, о которых рассказал в письме Тео:

Несмотря на то что Винсент стремился преуменьшить в глазах людей значение своего нервного срыва, он не мог полностью игнорировать то, что с ним произошло. После возвращения в Желтый дом он написал две картины: «Автопортрет с перевязанным ухом и трубкой» и «Автопортрет с перевязанным ухом» – пожалуй, одни из самых тяжелых его работ. В этих картинах нет и намека на мелодраму или жалость к самому себе, с холста художник смотрит на нас твердым и решительным взглядом. Винсент не только показал в картине, что с собой сделал, и творчески переработал свои переживания, но и продемонстрировал увечье, которое себе нанес.

Мой жизненный опыт помогает трактовать эти автопортреты с более личной точки зрения. Много лет назад, в молодости, мне сделали серьезную операцию, которая спасла мне жизнь и изменила ее. В моей жизни появился водораздел – беззаботное существование до операции и последующая жизнь, когда я должна была смириться с хроническим заболеванием. После операции я тайком сделала фотографию своей раны, чтобы зафиксировать то, что было. Я никому никогда не показывала эту фотографию, этот мой персональный артефакт, не предназначенный для чужих глаз. Я считаю, что Винсент нарисовал эти автопортреты для того, чтобы зафиксировать определенный момент своей жизни.

Один из этих автопортретов находится в Лондоне, а другой – в Швейцарии, и мне посчастливилось увидеть их с промежутком всего в несколько дней.

Чтобы лучше понять рану Ван Гога, я рассматривала эти работы, не забывая о рисунке, сделанном доктором Реем.

На обоих автопортретах Винсент изображен в одинаковой одежде: шерстяная или войлочная шапка на меху, которую он купил сразу после того, как его выписали из больницы, белая рубашка и тяжелая войлочная накидка пастуха. Провансальские пастухи носят такую накидку, которую застегивают на одну большую пуговицу. Подобная накидка согревала Винсента, но при этом не стесняла его движений во время работы.

На обоих автопортретах левое ухо закрыто большим тампоном, который держит повязка, наложенная вокруг головы и шеи. К 1888 году делать такие повязки учили во всех медицинских институтах. Изображение подобной повязки можно увидеть в книге сэра Уильяма Чейна о хирургических процедурах. Кстати, Чейн работал вместе с Джозефом Листером, который изобрел повязку, использованную на ране Винсента доктором Реем.

По картинам мы можем сказать, что через три-четыре недели после драмы на голове Винсента была достаточно большая повязка, которая на двух автопортретах слегка отличается. Я обратилась за консультацией к доктору Филиппу Жею, который много лет проработал в отделении травматологии и «Скорой помощи» в одной из марсельских больниц. Глядя на «Автопортрет с перевязанным ухом и трубкой», я решила, что Винсент, возможно, несколько ночей спал на левом боку, потому что повязка выглядела неряшливо и, казалось, спадала с головы. Однако доктор был совершенно другого мнения. Он сказал, что перевязочного материала на месте, где было ухо, на этом автопортрете гораздо больше, чем на втором, что, по его мнению, свидетельствует о том, что портрет был выполнен раньше, на более ранней стадии лечения, когда перевязочного материала должно было быть больше, чтобы впитать кровь и выделения. На находящемся в лондонском Институте искусства Курто «Автопортрете с перевязанным ухом» повязка на голове Ван Гога меньше размером и более плотно прилегает к голове.