— Полтора метра! Никаких исключений. Всегда и везде. Вы оба прекрасно знаете правила.
Я вижу, что действительно подошел слишком близко, и отступаю, а между нами, не замечая звенящего напряжения, становится Барб.
— И что, по-твоему, ты здесь делаешь? — Она поворачивается и смотрит на меня в упор.
— Э... — Я показываю на смотровое окно. — Смотрю на детей?
Моего легкомысленного настроения она определенно не разделяет.
— Вернись в свою палату. И... где твоя маска? — Поднимаю руку, трогаю лицо — маски действительно нет. — Спасибо, Стелла, что хотя бы ты про свою не забыла.
— Как же, вспомнила пять секунд назад, — ворчу я, и Стелла испепеляет меня взглядом за спиной у Барб. Дарю ей широкую улыбку.
Стелла.
Ее зовут Стелла.
Вижу, Барб готова всыпать мне по первое число, и решаю уйти сам. Хватит с меня на сегодня лекций. Наслушался.
— Полегче, Стелла. Не шуми, — говорю я, легкой походкой направляясь к двери. — Это всего лишь жизнь, и она скоро закончится — не успеешь и глазом моргнуть.
Выхожу за дверь, иду по стеклянному переходу и дальше через крыло С. Длинный маршрут меня не устраивает, и я запрыгиваю в тряский, старый лифт, который обнаружил два дня назад. Он доставляет меня на мой этаж, прямиком к сестринскому посту. За стойкой Джули читает какие-то бумажки.
— Привет. — Я наклоняюсь над стойкой и беру карандаш.
Она поднимает голову, бросает на меня быстрый взгляд и возвращается к бумагам у себя в руках:
— Ты где это был?
— Бродил по больнице. Дразнил Барб. — Я пожимаю плечами и верчу в пальцах карандаш. — Она такая крутая.
— Уилл, никакая она не крутая, а просто…
Я смотрю на нее:
— Крутая.
Джули кладет руку на свой необъятный живот.
— Твердая. Правила — дело важное. Особенно для Барб. В этом она послаблений не дает.
Дверь в конце коридора снова распахивается, впуская на этот раз Барб и саму девочку-паиньку.
Барб смотрит на меня со строгим прищуром, и я с невинным видом пожимаю плечами:
— Что? Просто разговариваю с Джули.
Медсестра фыркает, и они обе идут дальше по коридору, к палате Стеллы. Стелла поправляет маску, оглядывается, и наши глаза на мгновение встречаются. Я со вздохом смотрю ей вслед.
— Она меня невзлюбила.
— Кто? — спрашивает Джули, следуя за моим взглядом.
Барб и Стелла исчезают в палате, и я снова поворачиваюсь к Джули.
Она смотрит на меня с тем выражением, которое я видел уже миллион раз с тех пор, как попал сюда. В ее голубых глазах словно застыл вопрос «Ты с ума сошел?». А еще там нечто похожее на заботу.
Но «ты с ума сошел?» все-таки перевешивает.
— Даже не думай об этом, Уилл.
Я смотрю на лежащий перед ней файл, и в глаза бросается имя в левом верхнем углу.
Стелла Грант.
— О'кей, — говорю я так, словно речь идет о какой-то ничего не значащей мелочи. — Пока.
Возвращаюсь в 315-ю. Кашель уже бьет, слизь забивает легкие и горло, грудь болит после прогулки. Знал бы, что пробегу половину марафонской дистанции по всей больнице, захватил бы с собой портативный концентратор кислорода.
Да кого я обманываю?
Прежде чем толкнуть дверь, проверяю по часам, прошел ли час. Щелкаю выключателем и замечаю на белоснежных больничных простынях сложенную записку от Хоуп и Джейсона.
Как романтично с их стороны.
Ребята ушли, и я стараюсь не расстраиваться. Восемь месяцев назад, когда у меня диагностировали В. cepacia
[2], мама забрала меня из школы и перевела на домашнее обучение с уклоном на международный больничный туризм. Как будто продолжительность моей жизни не была уже и так отмерена смехотворно коротком сроком, теперь еще и В. cepacia отхватит от нее изрядный кусок, ухудшив и без того мою дерьмовую легочную функцию.
И когда устойчивая к антибиотикам бактерия начинает бушевать внутри организма, новых легких вам никто не даст.
Но для моей матери «неизлечимый» это всего лишь предположение, и она решительно настроена найти спасительное лечение, как ту самую иголку в стоге сена.
Даже если при этом понадобится отрезать меня от всех.
Хорошо хотя бы то, что Хоуп и Джейсону до больницы всего-то полчаса, и они могут навещать меня более-менее регулярно и держать в курсе дел. С тех пор как у меня завелась В. cepacia, они — единственные в моей жизни, для кого я не стал чем-то вроде лабораторной крысы. Они всегда были такими и, может быть, поэтому так идеально подходят друг другу.
Разворачиваю записку и вижу сердечко и аккуратный почерк Хоуп: До скорого! Через две недели тебе — ого-го — 18! Хоуп и Джейсон.
Я невольно улыбаюсь.
Ого-го 18! Еще две недели, и я — сам себе хозяин. Меня снимут с этого испытательного клинического курса, выпишут из больницы, и тогда я смогу что-то сделать со своей жизнью, вместо того чтобы позволять маме распоряжаться ею.
Больше никаких больниц. Никаких скитаний по лечебницам с одинаковыми побеленными стенами, в которых врачи испытывают одно за другим различные лекарства и методы. Только все понапрасну.
Если уж суждено умереть, то хотелось бы сначала пожить по-настоящему.
А потом и умереть.
Смотрю, прищурившись, на фотографию, думаю о том роковом последнем дне. Что-нибудь поэтичное. Может быть, на берегу. Или в лодке на Миссисипи. Только чтобы не было стен. Я бы мог набросать пейзаж, изобразить себя показывающим средний палец Вселенной, а потом кусающим большой. Думать о том последнем, роковом дне — не самое приятное занятие.
Бросаю записку на кровать. Пробегаю взглядом по простыне, быстренько встряхиваю ее на всякий случай. Крахмал и отбеливатель. Неизменный больничный одеколон. Хорошо.
Сажусь в поскрипывающее кожей больничное кресло у окна, отодвигаю цветные карандаши и альбомы и вытаскиваю ноутбук из-под кучи ксерокопий политических карикатур 1940-х, которые просматривал утром. Открываю браузер и, не ожидая ничего особенного, печатаю в строке поиска Гугла: Стелла Грант. Она представляется мне одной из тех девчонок, которые держат свою страничку Фейсбука приватной. А может, у нее аккаунт в Твиттере с ретвитами мемов о том, как важно мыть руки. Однако первый результат, который мне выдал поисковик, — это страничка в Ютьюбе под названием «Не Такой Уж и Секретный Кистозно-Фиброзный Дневник Стеллы Грант». В дневнике по меньшей мере сотня видео, самые ранние из которых появились примерно шесть лет назад. Присматриваюсь повнимательнее, потому что название страницы выглядит странно знакомым. О, боже, так и есть. Это тот самый канал, ссылку на который несколько месяцев назад мама прислала с расчетом настроить меня на более серьезное отношение к лечению.