Снайперский удар - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Суконкин cтр.№ 58

– Зато буду похож на боевого офицера, – сказал Паша, глядя на себя в зеркало, бритвой ровняя виски.

Позавтракав, Паша связался с Барченко, однако тот, сославшись на занятость, отмахнулся от него, напомнив, чтобы в десять ноль-ноль тот «был как штык». Шабалин вернулся к себе и на листе бумаги набросал доклад, внеся туда дальности стрельбы, расход боекомплекта, результаты поражения. К назначенному времени Паша подошел к штабу группировки, предъявил на входе пропуск и вошел в зал совещаний. Там уже находилось несколько человек, Барченко приветливо махнул рукой, но всем своим видом показал, что занят и к праздным разговорам не расположен. Появился Федяев, который тепло поздоровался и хлопнул рукой по плечу:

– А ты молодец, умеешь фестивалить…

– Товарищи офицеры! – Кто-то громко подал команду.

В зал вошли дядя Леша и начальник штаба группировки. Они заняли свои места, и Сомов без предисловий начал традиционный командирский спич:

– У нас не разведка, а абсолютно разложившееся амебное ничтожество, не способное смотреть и слушать даже под собственным носом! Как можно было упустить такую огромную массу боевиков? Не надо мне рассказывать про отвлекающие маневры с захватом опорных пунктов – вы, товарищ Барченко, должны были предусмотреть такой вариант действий!

Чинар, стоящий по стойке «смирно», понуро глядел в центр груди генерала – наиболее безопасное, с точки зрения военной практической психологии место наблюдения во время получения нагоняя. Обычно к майору-подполковнику российский офицер в процессе карьерного роста приобретает определенную степень «разносоустойчивости» и вполне прекрасно может чувствовать себя во время даже самых жестоких разочарований командования в его сторону. Судя по едва заметным ритмичным подергиваниям плеч начальника разведки, Барченко в это время, скорее всего, пел про себя какую-нибудь модную песенку. Ибо он хорошо знал правила игры – все, что сейчас эмоционально излагал дядя Леша, больше имело значение для борьбы с чарующей многих офицеров прокрастинацией (откладыванием важных дел на потом), чем для делового обсуждения недостатков в организации деятельности разведки.

Разнос продолжался несколько минут, в течение которых присутствующие сидели затаив дыхание, боясь встретиться с генералом взглядами, – дядя Леша в такие минуты испепелял людей безжалостно и беспощадно. Когда он, наконец, выдохся, Барченко, как ни в чем не бывало, начал сыпать цифрами и фактами, не отменяющими его вину, но демонстрирующими выявленные недостатки и понимание, как эти недостатки искоренять.

В это время на экране появился вид конференц-зала в Хмеймиме и крупным планом генерал-полковник Сурин, вид которого был еще более устрашающий, чем у Сомова. Доклад начальника разведки был прерван, началась видеоконференция.

– Пальмира, готовы? – спросил Сурин.

– Так точно, товарищ генерал-полковник, – бодро доложил Сомов. – Вижу и слышу вас хорошо!

– Докладывайте без предисловий!

– После отвлечения нашего внимания захватом опорных пунктов номер семнадцать, восемнадцать и девятнадцать, убедившись в том, что мы все наличные силы втянули в бои, противник, силами до пятисот человек, с началом темного времени суток, предпринял атаку на элеватор, применив новый тактический прием, суть которого заключается в максимальном рассредоточении пехоты как в период выдвижения к атакуемому объекту, так и в период атаки. Такое рассредоточение принесло врагу определенную неуязвимость от ударов нашей артиллерии и сделало бессмысленным нанесение по нему ударов силами ВКС.

– Как они смогли приблизиться к элеватору незамеченными? – спросил Сурин. – У вас есть в этом понимание?

– Доложит начальник разведки подполковник Барченко, – сказал Сомов.

– Давайте, – кивнул командующий.

– Внимание воздушной разведки, – Барченко встал, – обращено на перемещение одиночного автотранспорта, автоколонн, вьючных караванов или групп живой силы противника. Лицам, перемещающимся в одиночку, разведка внимание не уделяет, до последнего времени не принимая одиночных путников за разведывательные признаки подготовки наступательных действий. Мы считаем, что боевики, все пятьсот человек, разрозненно, поодиночке, в режиме полного радиомолчания, в течение светового дня совершили в широкой полосе марш по пустыне протяженностью более пятнадцати километров, после чего в назначенное время произвели согласованную атаку на элеватор.

– Что способствовало их скрытности? – спросил Сурин.

– У каждого убитого боевика при себе обнаружена маскировочная сетка под цвет пустыни, мы предполагаем, что из-за такой сетки в условиях их рассредоточения боевики приобрели определенную невидимость для наших средств воздушной разведки. А с учетом того, что марш совершался в дневное время, тепловизионные средства разведки нами не применялись. Ночью мы бы их увидели.

– Ясно, – кивнул командующий. – Как осуществлялось отражение атаки, какие были особенности?

– Доложит непосредственный участник боя, командир снайперской роты старший лейтенант Шабалин, – предложил Сомов.

Паша встал, чувствуя, как краснеют его лицо и уши. Как и тогда, когда Сурин прилюдно устроил ему выволочку на совещании в Хмеймиме, у него ощутимо задрожали колени.

– Старый знакомый, – вдруг сказал командующий, увидев Шабалина. – Вас еще не отправили обратно? Нет? Ну, тогда докладывайте!

– Товарищ генерал-полковник, – начал Паша, проглотив генеральский укол. – Согласно распоряжению командующего ОГ «Пальмира», вчера я прибыл на опорный пункт «Элеватор». После завершения операции по возвращению захваченных опорных пунктов, для проверки несения службы выставленной мною снайперской группы, а также для проверки боя винтовок, оснащенных прицелами для стрельбы ночью, я решил остаться на элеваторе до утра. В двадцать два ноль-ноль в ночной прицел я увидел силуэт человека в запретной зоне, затем мною было обнаружено еще несколько человек, приближающихся к элеватору. После объявления тревоги в приборы наблюдения я увидел более сотни человек, которые были сильно рассредоточены по фронту и в глубину. Расстояние между отдельными людьми превышало 50–70 метров. Там, где они в начале атаки группировались, я наносил им поражение из «АГС-17», однако эффективность огня была невысокой. Огонь из пулеметов, который вели садыки, также не давал результата. Когда до наступающего противника оставалось пятьсот метров, я подал команду на выполнение приема, именуемого «срыв атаки пехоты противника снайперским огнем». Поражение одиночных целей лучше всего вести из снайперского оружия. До момента подхода основной массы боевиков к линии минно-взрывных заграждений нами было уничтожено порядка ста боевиков, в том числе до двадцати гранатометчиков и пулеметчиков, что в последующем не позволило боевикам в полной мере обстреливать элеватор с близкого расстояния…

– Вы тоже вели огонь из снайперской винтовки? – спросил командующий.

– Так точно, товарищ генерал, – кивнул Паша. – После того, как убедился в бесполезности автоматического гранатомета, а начарт группировки отказал мне в приеме целеуказания, сообщив, что наведением огня батарей занимается корректировщик из ССО…