Когда Дэйв вернулся в машину, изо рта у него пахло мятой. Обхватив рукой спинку моего сиденья и обернувшись всем корпусом назад, он ловко провел машину задним ходом и вырулил к выезду одной рукой.
По мере того как мы удалялись от города, воздух в машине менялся, к нему примешивался запах сырой, мшистой земли, и я ощутила трепет предвкушения: мы вступали на незнакомую территорию.
– Интересно, какой он, – размышляла я вслух.
– Большой. Жутковатый. Сейчас темно, а если подъезжаешь к нему при дневном свете, дом на вершине холма виден издалека.
– Вы уже бывали здесь? – Я постаралась не выдать обиды. Каждую неделю я составляла для Дэйва расписание, но поездок в Финчем в нем никогда не значилось.
– Да, раза два или три. Возил сюда Мину после смерти ее отца, помогал ей вывезти кое-какие вещи.
Я подумала, не вещи ли Дженни Хэддоу они вывозили. А надо было встревожиться. Надо было задуматься о том, чего еще я не знаю.
Мы свернули с шоссе и затормозили у чугунных ворот, запертых на висячий замок. В лучах фар я увидела, как Дэйв вынул из кармана связку ключей, положил на ладонь и перебирал пальцем, пока не нашел нужный. Он распахнул створки, сначала одну, потом другую, и мы въехали в ворота. Дом я увидела лишь мельком, Дэйв остановил машину у торцовой стены и заглушил двигатель.
– Машину он держал вот здесь, – сказал Дэйв. – В конюшне, перестроенной в гараж.
Я направилась за ним, он открыл ворота гаража и щелкнул выключателем. Лорд Эплтон ездил на старом «Ягуаре-XJ6». Я увидела, как Дэйв провел рукой по боку машины, погладил ее осторожно, словно опасался, что она шарахнется в испуге. Все мои сомнения насчет того, примет ли он дар Мины, развеялись еще в пути. Дэйв сел за руль, и я заметила, как он затаил дыхание, прежде чем повернуть в замке ключ зажигания. Как ему, наверное, хотелось, чтобы двигатель ожил, и он смог бы сразу же увести машину отсюда. Но двигатель был мертв. Не издавал ни звука.
– Как обидно, – сказала я. – Похоже, придется нам здесь задержаться. Утром вы сможете договориться насчет эвакуатора.
Я решила сделать все возможное, чтобы поездка не оказалась напрасной – так мне хотелось увидеть Финчем при свете дня.
До сих пор удивляюсь, вспоминая, как свободно мы вошли в величественный старый дом. В «Минерве» Мина всегда уговаривала меня чувствовать себя как дома, и я не видела причин полагать, что в доме своего детства она повела бы себя иначе. Мы очутились в просторном холле. Дэйв вел меня за собой, как ребенка, который боится темноты.
– Теперь мне ясно, почему вам не хотелось приезжать сюда одному, – сказала я.
Мебель в холле была укрыта белыми чехлами. На месте снятых картин на стенах остались призрачные очертания. Столько дверей, столько комнат – и все темные и запертые. Несмотря на все усилия, я так и не смогла представить, как Мина в детстве бегала по этому дому.
Я последовала за Дэйвом по коридору. Сначала гулким стуком на наши шаги отзывалась плитка на полу, потом звуки стихли: мы свернули в коридор, застеленный ковролином, вытертым и покрытым пятнами за десятки лет, в течение которых по нему ходили из кухни в жилые комнаты и обратно, носили еду и напитки. Сейчас мне отчетливо вспоминается, как мы с Дэйвом шли по стопам местной прислуги.
Этот дом разительно отличался от «Минервы». Кухня в Финчеме выглядела сугубо утилитарной – истертый линолеум на полу, гудящие и мерцающие лампы дневного света на потолке – и предназначенной для прислуги. Те, кто служил в Финчеме, знали свое место. Я присела за дочиста выскобленный сосновый стол, скорее хирургический, чем кухонный, залитый ярким и резким светом ламп, и увидела, что Дэйв заглядывает в холодильник. Разумеется, тот был пуст.
– А что вы купили на заправке? – спросила я в надежде, что он, может быть, прихватил какой-нибудь еды на завтрак. Досадно, что я сама до этого не додумалась.
– Шоколад, – ответил он. – И «Поло».
Дэйв питал пристрастие к мятным леденцам «Поло», сосал их один за другим всякий раз, когда нервничал. Когда он сидел на скамье подсудимых, я заметила, что пол под его ногами был усеян клочками серебристых оберток.
Пока он проверял, надежно ли заперто окно, я, заглядывая поочередно во все кухонные шкафы, отыскала в глубине одного из них бутылку бренди.
– По стаканчику на сон грядущий? – предложила я, найдя два бокала и протирая их рукавом пальто. Было ясно, что этим вечером Дэйву не придется садиться за руль, поэтому я плеснула нам обоим щедрую порцию. – Будем здоровы! – произнесла я, и спиртное обожгло мне горло. – Кажется, он для кулинарии, – пошутила я, состроив гримасу. – «Великолепная парочка в Финчеме!»
Самой себе я казалась персонажем приключенческих книг Энид Блайтон. Дэйв, похоже, не понял, о чем я. Видимо, в детстве он мало читал.
– Обойду-ка я лучше дом, – решил он, я направилась следом за ним в коридор, погасила свет в кухне, и темнота стала красться за нами.
– Даже не верится, что раньше здесь просто жила семья, правда? – спросила я, подняв голову и разглядывая огромную лестницу.
Он пожал плечами.
– Нам с вами – может быть, но ведь они-то не такие, как мы, верно?
Я удивилась, услышав от него про отличие «их» от «нас» – слишком уж старомодно это прозвучало. Но теперь я понимаю, что он был прав. Просто границы размылись. Я поднималась следом за Дэйвом по лестнице, собирая пальцами пыль с перил.
– Это хозяйская спальня, – сказал он, открывая дверь.
Вполне вероятно, здесь и была зачата Мина. Мне захотелось узнать, как выглядит мебель, и я стащила с нее чехлы. Кровать с балдахином на четырех столбиках, туалетный столик, шкаф для одежды, комод – все массивное, тяжелое, из резного дуба. На окнах висели душные, плотные парчовые шторы. Холодная комната. Мне представилось, как лорд и леди Эплтон спят на этой кровати, а маленькая Мина – у себя в комнате, дальше по коридору. Я отправилась на поиски детской.
Спальня Мины оказалась в самом конце справа, так далеко от комнаты родителей, как только было возможно, и мне подумалось, что Мине наверняка было одиноко лежать здесь ночами. Даже если бы она расплакалась, ее бы не услышали.
Я знала, каково это – лежать в постели и надеяться, что кто-нибудь придет тебя утешить. Проходит время, и ты сначала привыкаешь утешаться сама, а потом и вовсе отучаешься плакать.
Остановившись у окна, я выглянула наружу, но в темноте сельской местности не разглядела ничего. Как отличался этот вид от другого, из окна спальни моего детства! Под моим окном никогда не бывало совсем темно – там светили уличные фонари, я, стоя у окна, могла заглянуть в окна домов напротив – увидеть, как чужие семьи ужинают все вместе, смотрят телевизор, и даже когда шторы в окнах задергивали, на тонкой ткани без подкладки отчетливо вырисовывались движущиеся тени.
Я слышала, как Дэйв ходит по коридору, открывает и закрывает двери, заглядывает в каждую комнату. Дойдя до двери детской Мины, он остановился. Я уже успела снять чехол от пыли с широкой кровати и убедилась, что она полностью заправлена. Услышала, как Дэйв повернул ручку двери, вошел и остановился, глядя на меня. Я закрыла глаза в ожидании, когда он закроет дверь. И подойдет ко мне.