– Я смотрю, тут кто-то до хуя умный, – предупредил Дагон медленно. – Товарищ рядовой! – заорал он. – Доложите. Я смотрю, когда отжимаешься, ты информацию воспринимаешь лучше? Упор лежа принять! Раз, два! Пятьдесят раз. Пошел!
Ктулху начал отжиматься. Сильный, мощный. Неумолимый.
– Счет! – скомандовал Дагон. Он стоял, нахмурив брови.
– Раз, два, три…
– Впредь попрошу всех быть повежливее с товарищами и сильно не пиздеть, – сказал Убер. В строю хихикнули, но тут же заткнулись. Женя молчал.
– Прям стыдно на тебя смотреть, боец, – пожаловался Дагон. – Еле двигаешься.
По мнению Артема, Ктулху выглядел как огнедышащий дракон в расцвете сил и блеска, но у старшины было свое мнение.
– Я бросил курить месяц назад. Тридцать три дня назад, если совсем точно. Но глядя на тебя, я должен закурить, иначе умру от нервного потрясения. Мне нужно хоть как-то успокоить нервы. Но виноват в этом только ты, рядовой Ктулху. Щупальца подбери, спящий! Живее, резче, энергичнее! Раз-два, раз-два. Боже мой, что за развалина! Что за обсос! Я сейчас расплачусь от жалости!
– Может, не надо? – спросил Женя шепотом. Убер покачал головой. Скинхед подошел к сержанту, помолчал. Ктулху все отжимался и считал. Дагон повернулся к Уберу.
– Погоняй его так, чтобы затошнило, – сказал Убер негромко. Глаза у него были словно выгоревшие.
Дагон кивнул. Сделаем.
– А с Женей я сам переговорю, – сказал Убер. – Ох уж эти потомственные питерские интеллигенты. Все бы им извиняться… – Он вдруг замер, потом засмеялся. – А вообще это мысль… Ладно, действуй.
* * *
Кузьмич проводил инструктаж по маршруту. Он показывал ориентиры на нарисованной вручную карте. Таджик остановился рядом с Артемом, тот покосился на смершевца. Таджик был мягок и корректен, но все равно Артем всегда ощущал рядом с ним тревогу и какую-то неясную вину.
– «Еврейский мостик», – говорил Кузьмич, – это вантовый путепровод от Еврейского кладбища до кладбища девятого января. Его видно издалека. Запоминайте ориентиры. Можете зарисовать себе для памяти, это помогает.
Команду собрали на инструктаж, выдали всем блокноты. Дашка нарисовала жабу и показала Артему. Он прыснул и тут же смущенно замолчал.
– Кладбище Памяти Жертв Девятого Января, – сказал Кузьмич. Показал на карте неровный красный овал. – Теперь понятно?
– «Кровавое воскресенье», – пробормотал Убер. – И летчики.
– Что? – Артем покосился на скинхеда.
– И мертвые евреи через забор. Очень много мертвых евреев.
– Ты еще и евреев ненавидишь? – удивился Мимино.
Таджик усмехнулся, но промолчал.
– Я, в общем, довольно избирателен, – сказал Убер. – Я ненавижу исключительно весь человеческий род. Но некоторых больше.
– Например?
– Меня, – сказал Таджик невозмутимо.
– Его. – Убер мотнул головой в сторону смершевца. Артем уставился на него, рот приоткрылся.
Таджик поймал взгляд Артема и пожал плечами. «Мол, что поделаешь».
– А клоунов? – спросил Артем.
Убер дернулся, повел плечами.
– Бр-рр. Даже не напоминай! Клоунов все ненавидят. Правда, ребята?
* * *
– Помните, – сказал Убер. – Землю на кладбище – да и рядом тоже, нельзя трогать. Упаси боже копать или рыть. Кузьмич, разъясни популярно.
– Землю – не жрать! Все вкурили?!
Добровольцы заржали.
– Блядь, Кузьмич, мы в тебе потеряли подземного Цицерона, – изрек Убер. – И, надеюсь, никогда не найдем. Ты охуенный оратор. Я чуть не прослезился.
Ктулху захохотал. Дагон улыбнулся.
– Фигня это все! – Кузьмич разошелся.
– Даже я не сказал бы лучше. Спасибо, брат Кузьмич, спасибо. А теперь помолчи.
* * *
Наконец Убер выбрал время переговорить с адаптантом наедине. Они отошли к фонарю.
– Женя, я не буду учить вас этикету и прочему. Просто послушайте. В мужском коллективе что главное? Подъебки и у кого член больше.
Женя скривился.
– Вы не поняли. Это не буквально.
– И что вы предлагаете, Убер? – спросил Женя. Скинхед видел в нем звенящую, стальную нить. Такие не сдаются.
– В следующий раз вы тоже извинитесь перед ним, – сказал Убер.
– Что?! Вы… вы издеваетесь? – От волнения Женя даже перешел на «вы».
– Была такая мысль, – признался Убер. Почесал бритый затылок. – Но это не она.
– Вы же только что сказали… что мои извинения были… не к месту. И снова предлагаете!
– Правильно, – сказал Убер. – Потому что то извинение было позорным отступлением. Слабостью. Так что вы извинитесь еще раз.
– Зачем?!
– Просто надо извиниться так, чтобы он почувствовал себя ничего не стоящим куском дерьма под вашими интеллигентными подошвами. Вы понимаете? Не отступать извинением, а нападать. Без пощады. Унижайте его интеллект, давайте отпор.
– А он у него есть, этот интеллект?!
Убер засмеялся.
– Вот видишь, Женя! – Он перешел на «ты». – Похоже, ты понял фишку.
Адаптант кивнул.
* * *
Вечером их привели и запустили в оружейный склад «Сенной-Садовой».
– Оружие выбирайте по вкусу, любое, какое есть. – Таджик приглашающе махнул рукой.
Добровольцы огляделись. Комната была совершенно пустой, только несколько железных столов занимали пространство. На одном что-то лежало, прикрытое брезентом. Дашка негромко засмеялась.
– Ох, ни хуя ж себе, – сказал Ктулху потрясенно. – Это ж место моей мечты!
– Сейчас все будет, – сказал Таджик. – Эй, есть кто здесь? Завхоз!
Завхоз – маленький, суховатый старичок в очках, замотанный шалью для тепла – вышел и выложил на длинный железный стол автоматы. ППШ с деревянным прикладом и дисковым магазином, ППС – легкий, полностью металлический, со складным прикладом.
– Оружие времен Великой Отечественной, – пояснил завхоз. – Но вы не смотрите, что оно старое. Все в отличном состоянии, все рабочее. Прекрасные машинки.
– А это что? – спросил Дагон, ткнул пальцем в винтовку с прорезным, как у ППШ, кожухом ствола.
– «Света», – сказал вдруг Голотов.
– Что? – Он повернулся к приморцу.
– Самозарядная винтовка Токарева образца сорокового года. Винтовочный патрон. Отличное оружие, но требует ухода. – Он помедлил. – Я возьму.
– Отлично, – сказал Убер. – Бери. Дагон, распредели остальное.
Артему и Дашке достались пистолеты-пулеметы Судаева – легкие, железные.